Припомним, что славянский герцог Святополк Померанский помогал пруссам во время их мятежей в XIII в. и подверг орден большой опасности. По смерти его преемника, Мествина, поляки заняли эту область, которую у них оспаривали соединенными силами орден и маркграфы бранденбургские. Орден действовал так успешно, что, завоевав Помереллию, стал грозить самой Польше. Казимир Великий поспешил начать переговоры и в 1343 г. в Калише отказался от спорной провинции на торжественном свидании, где король и гроссмейстер дали клятву — один на короне, другой на кресте, — что будут хранить мир свято и нерушимо. Это примирение, как и все вечные миры, длилось очень недолго. Дело в том, что в этой войне между немцами и славянами борьба за Помереллию имела значение тех решительных сражений, которые воюющая сторона дает противнику с целью отрезать его от операционного базиса и блокировать. Помереллия связывала Пруссию с Германией: за нее первую схватится снова Польша в момент своего торжества, и ее первую потребует себе Фридрих Великий при разделе Польши. Борьба эта кончилась только с гибелью одного из противников, и уже пять веков тому назад многим было ясно, что немецкая колония в Пруссии и самая могущественная из славянских наций были непримиримыми врагами, один из которых должен был уничтожить другого. Доказательством этого служит то, что тогда уже заводилась речь о разделе Польши.
Это было в конце XIV в., когда в Венгрии и Чехии царствовали два немецкие принца из люксембургского дома, Сигизмунд и Венцеслав. Один силезский герцог, дружный с этим домом, приехал к гроссмейстеру в Торн и держал ему такую речь: «Мой государь король венгерский, маркграф моравский, герцог герлицкий, герцог австрийский и я, тщательно обсудив дело, сговорились напасть на польского короля. Король чешский будет нам помогать. Мы думаем, что вы можете принять в нашем деле участие». Гроссмейстер сказал: «По правде говоря, я не знаю, что вам ответить». «Подождите, — продолжал герцог, — вы еще не знаете, в чем наш план. Мы хотим, чтобы в Польше больше не было короля. Все, что лежит по сю сторону Калиша, вместе с Мазовией, должно отойти к Пруссии; страна за Калишем достанется Венгрии, а вся земля по Варте — Бранденбургу и римскому королю Сигизмунду». Гроссмейстер не захотел взять на себя никаких обязательств; он заявил только, что он в мире с королем, но что король много раз нарушал договоры, и что если святой отец объявит крестовый поход, а римский король обнажит меч против этого клятвопреступника, то он с своей стороны тоже будет биться за правое дело, не щадя живота. План этот остался без последствий, но нет сомнения, что, проживи тевтонская корпорация подольше, он снова бы явился на сцену.
Вот почему эта старая история тевтонов дышит для нас жизнью и вовсе не так далека от современности, как это могло бы казаться. Тевтоны обладали широкими взглядами на политику, замечает по этому поводу один прусский писатель. Но лучше просто сказать, что они были действующими лицами в драме, которая продолжается и сейчас и далека еще от конца, — в борьбе славянской и германской рас. В этой драме был длинный перерыв: сто лет тому назад нельзя было даже думать, что она должна возобновиться. Восток XVIII в. был совсем непохож на Восток XIV в.: сила водворила там порядок, втиснув в строгие границы растекавшиеся во все стороны по этой равнине народцы. Пруссия, Австрия, Турция и Россия поделили их между собою. Племенная вражда затихла, и политика самовластно распоряжалась народами. Но в XIX в. они снова требуют права сами собою распоряжаться; непосредственное чувство протестует и возмущается против политики, и раса снова становится отечеством. Правда, участие России в раздел Польши и присутствие государства османлисов на европейском континенте очень усложняют отношение между народами и правительствами и до сих пор за игрой политических комбинаций не дают ясно различить работу этнографического патриотизма. Но чем больше слабеет Турция, тем яснее становится, что на этом Востоке, области будущих гроз, спор все так же идет между германцами и славянами, как и в те времена, когда рыцари скакали по льду литовских рек и озер и заряжали свои пушки ядрами, высеченными в моренах доисторических ледников.