31.
В наготе мрамора сокрыт сон девы. Он подобен опутанным золотыми лентами рассвета и осязающими воздух ветвям цветущей сирени под окном, что распахнуто для весны. Я почувствовал его внезапно, когда заря распорола бритвой ночь; и потерял счёт времени, осмелившись пробудить дыхание в камне. Десять алхимиков усердно шептали магические заклинания, кроша молочно-белые осколки на грубый деревянный пол. И – о, чудо! – я вижу законченные линии жизни. Опустившись в кресло, я веду неспешные беседы с богиней, чей взор напоминает мне о вспененных волнах Адриатики. Я начал работу честолюбивым и вечно спешащим юношей, надеявшимся пройтись по краю совершенства на пути к неизведанному. Теперь сквозь пыль на зеркалах на меня смотрит седой мастер. И мне больше некуда торопиться.
Верлибры, стихотворения
Пылающая Вселенная делит белое и чёрное на терции.
Гений слышит ноты – это биение сердца
далёкой галактики.
Небом брошен вызов: докопаться до истины;
Какая цель выше познания фрактальной бесконечности?
Богоподобные истуканы
под гул дикарских барабанов
молчаливо призывают корабли с окраин,
где тонут на рассвете звёзды.
Мы бьём по натянутой коже, порождая энергию диссонансов,
А в небе земном по-прежнему – гонка золотых и серебряных колесниц.
Панцирь наутилуса скрывает числа.
Чтобы прочесть их, нужны глаза гения, –
– они видят дальше небесной сферы.
Мы же чаще смотрим под ноги: не дай бог сбиться со следа,
оставленного легионами предков.
А звёзды, эти брызги разбитого стекла, ввергают нас в тоску.
Они всё ещё недостижимы.
***
Холодный серп луны
как напоминание о прожитом,
о времени, что вжато в камень монументов.
Дыханье труб
помножено на вечность
чертежей, заброшенных на полуслове
в пустых квартирах,
разменянных на пропасть городских окраин.
Ветвятся ломаные ритмы
из объявлений строк,
названий улиц и проулков,
случайных выкриков прохожих,
неона искр, шагов по трещинам асфальта.
А задремавшим пассажирам
то холодно, то страшно, то тоскливо
от взглядов одиночеств,
сползающих к коленям,
к рукам и скулам, всегда готовым для молитвы.
Давно забытые мотивы срывают
с чёрствых губ
мерцающие звёзды, что падают в ладони
и звенят: «А всё-таки мы живы…».
***
Я слушаю
Как дышит океан,
бросая в небо изумруды брызг.
Когда его грудь колышется,
Волна за волной накрывает берег.
Я чувствую холод воды.
Это как прикосновение Бога.
И мрак внутри меня
Растекается красками.
Нанеси их на холст,
Наблюдай, как темнота
Становится светом.
Если пустишь меня на порог,
Мне станет легче.
На время.
Но вскоре я продолжу свой путь
В поисках неба, утраченного нами
В пыли беспамятства.
Я выбираю дороги,
Выложенные битым стеклом.
На них я оставляю кровавые следы,
Чтобы каждый видел, куда не нужно ступать.
Никто не осмеливается идти рядом.
Но если пустишь меня на порог,
Я научу тебя
Дыханию океана.
***
Скисает полдень.
Полотнище неба вымокло,
навалилось на линялые крыши.
Город исшаркан ботинками, торопится.
Ему бы донести исповедь Солнцу
до того как оно запылает алым.
Хорошо, когда не лишний,
когда заражён движением,
когда оголён нерв жизни.
А если бросаешься в ноги
даже фальшивящей скрипке,
какими полны бульвары,
быть тебе растерзанным кроткими пастырями.
А потом – вкривь и вкось сшивай себя заново,
шрамы прячь в пальто и перчатки.
Но всё равно пой, не отчаивайся!
Дыши этим полднем.
Он, как и жизнь – единственный.