А город всё шаркает ботинками.
Торопится…
***
Уходя на Восток, он оставил руки пустыми,
чтобы каждый видел – он ничего не взял с собой.
Там, где расцветает мир –
у самых ворот райского сада
– он нарвал охапку нарциссов,
вложил их в клювы птиц,
чёрным вихрем окутавших кинжалы скал.
Птицы осыпали его драгоценностями звёзд,
и он продолжил путь,
наполненный знаниями о сотворении мира.
Когда же достиг он колыбели Солнца,
он узрел, что она сплетена из ветвей наших рук,
простирающихся до ледяных хвостов комет.
Забывшись от усталости среди пряных трав,
и пребывая во сне тысячу лет,
он внимал голосу ветров,
что несли откровение
о каждом мгновении из жизни планет.
По пробуждении
на его груди алым цветком распустилась Вечность.
Земля же была безвидна и пуста.
***
Прочитаю во взгляде твоём меланхолию,
склонность драматизировать.
Это вино слишком сладкое,
чтобы пить его в одиночестве.
Дёготь ночи с крапинами звёзд.
Не найти времени лучшего
для прогулок с возлюбленной.
Эхо наших шагов скатывается
по ступеням набережной.
Я слышу твоё дыхание, ты – моё.
И мы так торопимся
рассказать свою правду,
что даже не тратимся на слова.
Только вглядываемся
в чёрную пустоту другого берега,
а искры звёзд серебрят плечи и волосы.
Должно быть, ты одна знаешь, какого это –
стоять в безмолвии провинциального города.
Пригоршня слов у подъезда,
как слепок холодного ветра.
Так жаль расставаться
в первый и последний раз,
ведь вино слишком сладкое,
чтобы пить его в одиночестве.
***
В янтарном свете лампы
Клубится папиросный дым.
Ты сказала, лучше нам побыть одним.
Чтобы ни прикосновение, взгляд,
ни полуслово
Не всколыхнули больше душ,
Истерзанных штыками боли.
Чтобы забыть, стереть, не вспоминать
И горечью давясь,
жечь, не перечитывая письма.
Чтобы в простудном скрипе половиц
И холоде постелей
Всё пережить, пересидеть, переболеть:
Все имена, названия улиц, номера домов,
Изгибы тел, ладоней жар,
Шёлк мятых простыней.
Трамваи, где на окнах стылых
Ты пальцем выводил имена
Сгорающих огнём героев
Ещё одной любовной драмы.
И полутёмные углы кофеен,
Ступени, лестницы, мосты,
Где мы друг другу врали
Как мы могли, как мы тогда умели,
Что только в Вечности простимся,
И только в Вечности сгорим.
Маршруты от цветочных до парадной,
Где всё ещё, янтарным огоньком
в твоём окне влекомый,
Стою с букетом мёрзлых роз,
Не понимая смысла слов: не жди…
А ты, отгородившись ночи немотою,
Как пропастью межзвёздного пространства,
Ты смотришь, как клубится в свете лампы дым
И бьётся в стекла мотылёк, рвущийся на волю.
***
Разметал пряди волос ветер.
Мне в каждом шорохе
Слышится поступь весны.
И голос её:
“Не вечен здесь ты”.
Она наизнанку мне вывернет вены,
И кости мои
Станут сорной травой.
Я никогда не был ей верным,
А она всё тянет меня за собой.
Мне больны травяные объятия,
Я боюсь васильковых обрядов,
Как языческих танцев с огнём.
Но с уст моих не сорвутся проклятия.
Как слезами омыт я буду дождём.
Мне суждено среди прелой листвы,
Среди влаги и синих сумерек леса
Умереть под ромашковый звон.
И в цепкий объятиях травы
Спать и видеть бесконечный сон.
Мне выть только ветру
О боли упавшего дряхлого дуба,
Что века подпирал небеса.
В молитве ветви протягивать утру,
И слышать: лисицей крадётся весна.
***
Время связано с ветром.
Говорит с ним языком,
Недоступным смертным.
Только в миг удивления
Ты станешь другим
И в облачных сплетениях
Увидишь слова.
Только в искренних порывах
Та самая искра,
Из которой загорается пламя.
И если не заиграешься,
Пронесёшь его через жизнь,
Будто в руках твоих
Алое знамя.
И не важно: как будет, как было,
Ведь воля твоя что-то, да значит.
Откроются все тайны мира
Способному видеть иначе.
***
Мы, играя в самих себя,
Переворачиваем с ног на голову
Ценности, смыслы, принципы,
Становясь невольниками
Маски театра Но,
Под которой не разобрать:
Где человек, где его пустота.
Как полые куклы из пластика,
В тесных коробках ждущие
Тепла случайных рук,
Мы грызём хлеб одиночества
Боясь, что захрустят позвонки
В тисках любви,