«Христос пришел не для того, чтобы создать еще одну религию, но чтобы предложить общение любви каждому человеку». Такие слова часто звучат в Тэзе, и я думаю, это одна из трагедий христианства — что оно стало еще одной из религий в ряду других. Человечество с религиозной точки зрения можно разделить на две огромные части. Одна восходит, как мне кажется, к архаическим религиям, и особенно к Индии, где все — едино, где все в конце концов становится единством: в священной вселенной все поглощается некоей мировой утробой, как соляная кукла морем — если воспользоваться привычным для такого мышления образом. И есть другая часть, скорее «семитская», ее представляют иудаизм и ислам: Бог на небесах, человек на земле, они не могут по–настоящему общаться, но Бог дал Свой закон, и человек должен следовать этому закону, слушая Слово Божие. И мне думается, что христианство удивительно, когда утверждает, что человек и Бог едины «нераздельно» и «неслиянно» (таково определение Великого Вселенского Собора IV века): духовное наследие Индии как бы подчеркивает слово «нераздельно», а духовность «семитской» части поддерживает слово «неслиянно».
Это невероятный синтез. Это тайна, которую открывает Бог, ибо Христос — не океан, где все растворяется, не одиночество в небе, но тайна общения, тайна любви; Он — самое наиполнейшее единство и в то же время — самое полное различие. И человек призван жить в этой сопричастности, в этом единстве и этой неповторимости: те, кто соединены со Христом, составляют одно существо, они не разделены, как острова одиночества, и в то же время Христос каждого встречает неповторимым образом. Дух Святой сходит в Пятидесятницу, когда все ученики собраны вместе, и языки Его пламени разделяются: они почиют на каждом из них, освящая каждого в его уникальности, открывая бесконечное пространство творческой свободы. Вот почему христианин может любить образы единства из духовной культуры Индии, и он может любить тайну Бога всецело потустороннего, как в иудаизме и исламе, — сочетая то и другое. Это невероятно.
Это напоминает мне эпизод из воспоминаний одного миссионера, опубликованных в Москве в 1917 году. Миссионер рассказывает, как он оказался среди буддистов на границе Сибири и Монголии. В конце концов он начал ими восхищаться и полюбил их безмерно. Он так восхищался их мудростью, что говорил: «Я не дерзаю их крестить». А потом, продолжая размышлять, добавлял: «Весь вопрос в том, чтобы помочь им открыть глаза, потому что они тут с закрытыми глазами, внутри себя, в совершенной внутренней полноте, где все — в единстве. Но если бы они могли, сохраняя эту внутреннюю силу, открыть глаза, чтобы увидеть другого, это было бы настоящим христианством». Вот в чем суть проблемы: тем, кто живет в замкнутом внутреннем мире, помочь открыть глаза на другого; а тем, кто утверждает полную трансцендентность Бога, помочь понять, что, если Бог полностью запределен, Он может выйти за пределы Своей Собственной запредельности, чтобы быть с нами, стать человеком, одним из нас, жить среди нас и всех нас сделать Своими и тогда то, что Бог во Христе принял образ человека, позволяет нам Духом Святым увидеть каждое человеческое лицо в свете Бога.
Среди сомнений современности
В то же время христианство должно вобрать в себя все идеи, все вопрошания, всю критику со стороны современного атеизма, ибо он разрушает идолов. Христос — это как алмаз с тысячью граней. Он — единство в полноте всего Божественного и всего человеческого, так что все поиски Бога во всех религиях и все исследования человека в русле всевозможных форм гуманизма — включая сюда и те, что называют себя «атеистическими» — открывают нам разные грани тайны Христа. Наше христианство должно быть «богочеловеческим», если воспользоваться дорогим для русской религиозной философии выражением. А в «богочеловечности» хватит места как для всех исследований человека со стороны современного гуманизма или антигуманизма, открытых для Бога, так и для всех поисков Божества, предпринятых разными нехристианскими мудрецами и мистиками, открытых для человека. Все это находит свое место в той неделимой Церкви, которую мы призваны провозглашать, приоткрывать, являть ибо она уже здесь, она уже ощутима в Тэзе.
Тайна, которая питает общество и культуру
На Западе христианская вера часто отождествляется с моралью или социальными обязательствами типа благотворительности, а духовная сторона, мистическая жизнь, которые являются самой сердцевиной веры, к сожалению, не осознается. Драма современного христианства заключается в том, что на него сильно повлияло мышление несколько марксистского типа. Само христианство в этом неповинно, но создается впечатление, что христиане слишком тянутся к периферии, забывая центр, сердце. Пока они устремлялись к периферии, пришли захватчики и попытались завоевать их сердце: это безличные мистики, мистики азиатские.