Если мы не будем свидетелями радости, человечество утонет — в скорби перед лицом смерти, в лихорадочном стремлении забыться: в эротизме, в наркотиках и прочих видах бегства. Не обходимо, чтобы были люди и общины, такие как Тэзе, свидетельствующие о радости. Это так важно, это может превратить печаль смерти в печаль о Боге, и отсюда растут творческие возможности, уменьшающие зло в мире, хотя борьба против глупости, против ненависти и другого зла никогда не кончится — до конца времен. Борьба неизбежна, и она потому и возможна, что мы несем в себе радость: радость дает силы сражаться.
И не надо винить себя за эту радость. Повторяю: радость не противоположна состраданию, она его питает. Радость приносит жизнь.
Не распад, но любовь
Доверие и радость постоянно обновляются в молитве. Апостол Павел призывал «всегда радоваться» (Флп 4, 4), но добавлял, что нужно предать свои заботы и печали Богу в молитве (Флп 4, 6). В одном из своих посланий он говорит даже: «Непрестанно молитесь» (1 Фее 5, 17). Но что значит «молиться непрестанно»?
Этот вопрос задавали с первых веков христианства. Ориген, один из отцов церкви, ставит его в своем «Трактате о молитве». Он говорит, что «молиться непрестанно» значит непрестанно себя чувствовать не одиноким, не покинутым. У нас есть искушение жить в каком–то коконе или норе со своими проблемами, заботами и тревогами. Нам нужно эту нору разломать, вырваться из нее. Сделать это помогает повторение имени Иисуса, что свойственно православной духовности, молитвенный призыв о помощи или песнопения Тэзе. Никодим Святогорец в начале XIX века советовал повторять: «Иисусе, Иисусе, мой возлюбленный Боже!» Выйти из норы помогают «краткие размышления», о которых говорил Николай Кавасила в XIV веке, уже упомянутый мной: я осознаю, что Бог существует и что Он меня любит.
И когда мы не можем молиться, то мы можем принести саму нашу неспособность: «я не могу молиться и приношу Тебе мою немощь. Ты — моя молитва.» Нам надо также понимать, что наша молитва не только в обращении к Иисусу, она — молитва Иисуса, непрестанно обращающегося к Отцу. Если мы действительно не можем молиться, а так бывает, — мы можем Ему отдать эту нашу неспособность, это и будет — молиться непрестанно.
Бог входит в наше удивление, восхищение, беспокойство, тревогу или страдание. И каждый раз мы чувствуем, что мы не потеряны, что в основе всего лежит не ничто, но любовь. Это и есть непрестанная молитва: жить с внутренним убеждением, что в глубине вещей нет небытия, но есть любовь.
7 Любовь
Дар любви Божией
Тэзе свободно от стереотипного представления о Боге, который пугает, который осуждает или обвиняет. Этот ужасный образ часто удаляет молодых от тайны Бога. После того, что сказал Иоанн: «Бог есть любовь» (1 Ин 4, 8.16), нам некуда идти дальше — все уже сказано.
Одна из самых страшных вещей в истории христианства — концепция ада как некоего вечного концлагеря, созданного Богом для тех, кто не захотел Его признать, с такой установкой: «А, ты меня не знаешь! Хорошо же, тогда и я не хочу больше тебя знать!» Святой Исаак Сирии, великий мистик VII века, написал, быть может, одно из самых глубоких размышлений о смерти и об аде. Он был епископом Ниневии и, почти совсем потеряв зрение, закончил свою жизнь в монашестве, погруженный в молитву. Он говорит: «Как возможно думать, что Бог создал ад, что Бог создал место скорби, муки, покинутости? Бог может дать лишь Свою любовь. Он дает и будет давать ее всем: она будет все во всех».
В его размышлениях несколько шагов. Первый — что Бог может дать только Свою любовь. Второй — что Божия любовь, смиренно принятая человеком, становится для него бесконечной радостью, это и есть Рай. Но человек может ее и отвергнуть, закрывшись, замкнувшись на самом себе, на своих страданиях, потому что человеку дана свобода, и тогда он переживает тайну, называемую «адом». Пламя ада не что иное, как любовь Божия, но любовь отвергнутая, и она воспринимается как опаляющая. Наконец, третий шаг в его размышлениях — что Бог не справедлив с точки зрения человеческой справедливости, и он вспоминает евангельские притчи, начиная с притчи о работниках одиннадцатого часа, где ясно видно, что справедливость Бога не справедливость человеческая, но это — любовь. И тогда мы можем молиться, чтобы все были спасены.