чужое пылание счастья.
Вокруг очертанья полны
дразнящей усталостью страсти
.
Тебя в ночь одевшийся бес,
который в ребро, обнаружит
и в омутах звездных небес,
мороча сознанье, закружит.
.
Эх, мне б на ногах устоять,
в разумное душу закутать.
Увы, бес сумеет опять
смутить, раздразнить и попутать.
Как эхом последнего дня,
вспьянит тебя жаждою в щей.
На свете, помимо меня,
есть истинно вечные вещи.
Полная луна, заливая пространство и гася своим ореолом ближние звезды, сама как бы тонула в этом светлом омуте и звала, тянула за собой. Послушный ее зову, Пелей шел по берегу Гемонийского залива, который гигантским изгибом выступал из моря в глубину холмистой равнины. Ноги Пелея легко и бесшумно ступали по укатанному морем и ветром песку, не поддающемуся ступне. За путешественником следовала четкая черная под ярким светом луны тень. Берег был абсолютно пустынным. И оттого, что спустилась ночь. И оттого, что мелководный залив не подходил для гавани. И, главное, оттого, что залив вообще считался местом, морскими божествами облюбованным, куда для смертного ходить опасно. Особенно во тьме. И тем паче в тот край залива, куда направлялся Пелей. Там на повороте, что делает берег, вздымались скалы. Там, за поворотом, - священная пещера Фетиды. А к пещере даже днем не двинулся бы ни один смертный, если, конечно, не повредился умом. А Пелей в ночь полнолуния шел именно сюда. Притяжение луны как раз и лишало его рассудка, снимая страх и чувство ответственности за собственные шаги.
Знамение явилось во сне Пелею. Такая же луна ярким кругом своим как бы обозначала срок тому, что должно совершиться. И - дуга пустынного залива, и слежавшийся, посверкивающий песок, и черный выступ скал. И оттуда безмолвный зов: "Приди!" И Пелея несет туда, к необыкновенному свиданию, которое он безошибочно предвкушает всем своим мужским существом. И лишь стремительное приближенье скалы прерывает его сновидение.
Дед Пелея, божественный кентавр Хирон, хорошенько растолковал ему необычный сон, хотя не сразу. И пауза тянулась значительно дольше, чем в беседе Геры с Фетидой. И Пелей терпеливо ждал, боясь спугнуть нечто замечательное и важное.
- Неизбежного не избежать, - заявил наконец Хирон. - Узнаю эти места. Тебя ждет Фетида в ночь ближайшего полнолуния. Радуйся... Да уж, радуйся.
Последнее он добавил с грустной улыбкой, словно подписывал словом "радуйся" письмо, как принято подписывать письма у греков.
Однако грустное Пелей тут же отбросил и возрадовался сверх всякой меры. Мыслимо ли смертному не влюбиться в богиню.
На прощание Хирон посоветовал внуку:
- Схвати ее в объятья и крепко держи, какие бы облики она ни принимала.
И вот Пелей идет по твердому, не поддающемуся ступне песку. Не летит, как в сновидении. Ступает. Но тот же берег и тот же лунный свет, что и во сне, завораживает его. Твердь под ногами становится холоднее и жестче. И тревога возникает в Пелее. Но снова вспыхивает на небе луна. И - освещает впадину, вход в пещеру, куда стремится наш герой. Теперь лунный свет подталкивает его в спину. Впереди тьма. Но вот слева - еще один ход. Он ведет в следующую пещеру. И в ней на ложе из цветов Пелей видит обнаженную женщину, словно объятую сном. То ли лунные лучи неведомым образом завернули сюда и остались здесь, то ли тело богини испускало свет, озаряющий ложе. И теплом веяло от стены, где возлежала женщина, с красотой тела, казавшейся безупречной. Все это Пелей ощутил в мгновение, помня наставления Хирона. Рывком охватил объятьем богиню. Словно кто сторожил ее, она мгновенно же превратилась в ствол дерева. Пелей сжимал объятьями ствол, гладкий и отдающий еще жаром тела. Вдруг все опять изменилось. Пелей почувствовал, что большая птица бьется в его объятьях, оглушает его беспорядочными взмахами крыльев. Но и это продолжалось недолго. Птица, будто опомнившись, предстала разъяренной тигрицей. Тигрица крутанула торсом, чтобы сбросить пришельца. Однако Пелей еще крепче вцепился в нее. Зверь и человек катались по пещере. Что-то падало, гремело и ломалось. Пелей не испытывал страха. И не потому, что охвачен был пылом борьбы. Пелей жаждал раствориться в своем порыве. И богиня, притихнув, снова воплотилась в женщину. И он соединился с ней. Волна горячего блаженства подняла Пелея надо всем сущим. Разум не контролировал тела. Это все длилось и длилось, пока в какой-то момент не достигло своей высшей точки. И Пелей словно разрушился. Память покинула его...
Когда Пелей пришел в себя, обыкновенный дневной свет проникал в пещеру. Утро, а, может, и день стоял на берегу моря. Не сон ли это был опять? подумал Пелей. Но тут он увидел женщину, поправлявшую цветы на их ложе. Те, к которым она прикасалась, оживали в ее руках. Она успела привести в порядок пещеру. В углу аккуратной связкой пристроился хворост для костра. Столик с яствами стоял рядом с ложем. И пол был чист. И богиня больше походила на земную женщину с понятной предрасположенностью к тебе. Лишь кожа ее необыкновенно светилась. Влекла молочной белизной, высокородной атласностью шелка.
- Даже богини не могут опьянять, как умеешь ты, - восхищенно и виновато обратился к Фетиде Пелей.
Можно было сказать "только богини могут", но он выбрал именно те слова, что произнес.
- Я ведь до того не была женщиной, чтобы правильно руководить тобой, сказала Фетида.
Пелей непонимающе посмотрел на нее.
- Ты лишился сознания, - пояснила ему богиня, - оттого, что я не обладала еще опытом женщины и не смогла уберечь тебя от чувства, превышающего земные силы.
- И что будет дальше? - тихо спросил Пелей.
- Я отказываюсь от мудрости воды и предпочитаю молчание гор, - также тихо ответила Фетида. - Я хочу жить среди гор.
Видно было, что Пелей опять не понял.
- Вода подвижна, бурна и изменчива, как игра ума, - объяснила Фетида, а горы - воплощение покоя.
- Хотел бы я слышать, как вы, боги, друг с другом говорите, - вздохнул Пелей.
Фетида рассмеялась и даже в ладоши хлопнула:
- Послушал бы ты, что мы болтаем с Эос и Эвриномой.
Но все еще чего-то опасался и не верил своему счастью Пелей.
- Любящая женщина, будь она и богиней, становится такой, какой хочет видеть ее любимый, - добавила Фетида.
- Тогда я опять хочу тебя, - встрепенулся Пелей.