Умберто Боччони. Состояния души. Те, кто остаётся
VIII
В эти мрачные дни мы наблюдаем последний этап разложения рыночного общества, который, на наш взгляд, излишне затянулся. Мы можем наблюдать в масштабах всей планеты, как всё сильнее и сильнее карта товара отличается от территории человека. Спектакль демонстрирует глобальный хаос, но этот хаос лишь выражает безусловно доказанную неспособность экономического видения мира постичь что-либо из человеческой реальности. Стало очевидным, что стоимость более не является мерой чего-либо: счета превращаются в пустоту. Работа как таковая более не имеет никакой иной цели, кроме удовлетворения всеобщей потребности в рабстве. И даже деньги в итоге оказались повержены той пустотой, которую они распространяли. Одновременно с тем все старые буржуазные институции, основанные на абстрактных принципах равенства и представительства, оказались в состоянии кризиса и выглядят настолько истерзанными им, что вряд ли смогут от него оправиться: Правосудие более не способно судить, Образование – обучать, Медицина – лечить, Парламент – принимать законы, Полиция – заставлять уважать закон, и даже Семья не способна воспитывать детей. Конечно, внешние формы прежней структуры сохраняются, но всякая жизнь её безвозвратно покинула. Она погружается во всё более абсурдное и всё более ощутимое безвременье. Чтобы отвлечь от нарастания катастрофы, периодически выставляют напоказ парадные символы этой структуры, но их уже никто не понимает. Их магия очаровывает лишь самих магов. Так Национальная Ассамблея стала историческим памятником, способным лишь возбуждать глупое любопытство туристов. Старый Свет предстаёт нашему взору пустынным ландшафтом из новёхоньких руин и бездушных каркасов, ожидающих сноса, которого не происходит, и способных ждать его вечно, пока у кого-нибудь не возникнет мысли этот снос осуществить. Никогда ещё не было запланировано столько празденств, и никогда ещё производимое ими воодушевление не выглядело более лживым, притворным и наигранным. Даже самые непристойные развлечения не могут избавиться от некоторого флёра грусти. Вопреки видимости, умирание системы заключается не столько в том, что она орган за органом гниёт и разлагается – и, впрочем, не в каком-то ином непосредственно наблюдаемом явлении, а скорее в общем безразличии, которое становится явным благодаря этому процессу, безразличии, пробуждающем отчётливое ощущение, что происходящее никого не беспокоит и никто не считает нужным каким-либо образом это исправить. И поскольку «безучастно и спокойно ощущать шаткость всех вещей, равнодушно ждать краха старого во всех его частях, вплоть до самого фундамента обветшалого здания, и мириться с неизбежной гибелью под обвалившимися балками – не свидетельствует ни об уме, ни о чувстве чести» (Гегель)5, по некоторым признакам, распознаванию которых препятствует спектакулярный вид раскрытия потаённого, можно увидеть подготовку к неизбежному Исходу прочь из «старого во всех его частях, обветшалого здания». Уже появилось множество безмолвных и одиноких людей, предпочитающих жить в лакунах рыночного мира и отказывающихся участвовать во всём, что имеет к нему хоть какое-то отношение. Это связано не только с их стойкой невосприимчивостью к чарам товара, но также вызвано тем, что они выказывают таинственное недоверие ко всему, что связывает их со вселенной, сформированной товаром и теперь распадающейся. Одновременно с тем всё более явные сбои функционирования капиталистического государства, ставшего неспособным к какой-либо интеграции с обществом, над которым оно возвышается, провоцируют неизбежно временное существование внутри него пространств неопределённости, автономных зон, всё более масштабных и всё более многочисленных. Здесь возник целый этос, целый инфраспектакулярный, скрытый под Спектаклем, мир, который кажется сумеречным, но на самом деле приближает рассвет. Появляются формы-жизни[9], подающие надежды выйти далеко за пределы современного разложения. Во многих отношениях это подобно массовому опыту существования на нелегальном положении и в подполье. Это моменты, когда мы живём так, как будто этого мира больше не существует. Одновременно с тем – и как подтверждение этого дурного предзнаменования – мы наблюдаем отчаянное усиление озлобленности и ожесточения порядка, предчувствующего свою скорую смерть. Говорят о реформе Республики, когда время республик прошло. Говорят о цветах флага, когда эра самих флагов завершилась. Таково грандиозное и смертоносное зрелище, которое открывается тем, кто осмелится рассмотреть своё время с точки зрения его отрицания, то есть с точки зрения Воображаемой партии.