Но другого выхода не было, и Тха-бар отдал приказ подниматься.
* * *
След богини привёл к лестнице, но Тха-сук в жизни не решился бы подняться один: на верхних палубах одиночку ждала неизбежная гибель. Только предатель Тха-бар не остановился на святотатстве — он подбил мужчин племени на битву с племенами других палуб и нарушил этим главный закон: «Не убей».
Как мог Тха-бар, великий жрец и хранитель памяти племени, так низко пасть?
Тха-сук не был жрецом — лишь помощником, но даже он знал древние предания. В них говорилось, что племена палуб произошли от одного племени, поэтому проливать кровь — величайшее преступление.
Тха-бара нужно было остановить! Но как? Если Тха-сук больше не принадлежал к племени и не имел голоса…
Его не замечали, хотя Тха-сук шёл вместе со всеми. Ему не отвечали, хотя Тха-сук спрашивал и обращал внимание других на важные вещи. Именно Тха-сук нашёл скрытую комнату, в которой спрятались последние из племени безглазых. Такие древние, что стоило их коснуться, как они рассыпались в пыль.
Но когда предатель Тха-бар приказал подниматься дальше, в самое логово верхачей, Тха-суком овладело замешательство: след богини вёл в одну сторону, мужчины племени Тха шли в другую.
Так и сердца у Тха-сука бились вразнобой.
Чтобы его снова признали, нужно было разыскать богиню. Но мужчины племени Тха шли на верную смерть, и Тха-сук должен был идти с ними. Один за другим они исчезали в глубине лестничного прохода, пока палуба безглазых не опустела.
— Племя отказалось от Тха-сука. Но Тха-сук не отказался от племени! — с этими словами Тха-сук бросился догонять своих.
Лестница вывела к верхней палубе — болезненно светлой, с тянущимися вдоль стен белыми трубами, из которых торчали зелёные пучки, напоминающие волосы верхачей. Один такой Тха-сук проткнул копьём: тот не издал ни звука, не убежал и не атаковал в ответ.
«Мёртвый», — решил Тха-сук и двинулся дальше.
Вдруг откуда-то сверху прозвучал женский голос:
— Корабль входит в атмосферу планеты Кеплер-62Ф. Во избежание возможных травм и несчастных случаев экипажу следует незамедлительно проследовать в жилые каюты и пристегнуться.
Тха-сук всё осмотрел, но так и не нашёл женщину. По рукам, выдавая чувства, побежали синие и фиолетовые пятна: сила верхачей пугала.
Из ответвления коридора донеслись звуки битвы. Тха-сук заставил себя подойти ближе и заглянуть за поворот. Сердца — оба, не сговариваясь — пропустили удар, а картинка перед глазами рассыпалась на отдельные детали.
Верхач, облачённый в слепящую белую материю, вспарывает мужчине из племени Тха живот. Брызги крови разлетаются вперёд и вверх полукругом. Кровь везде. На полу. На стенах. На белой материи. Она течёт вниз по ногам. Скапливается у двупалых ступней в багровую лужу.
Верхач вытирает нож о материю и напряжённо выдыхает. В этот момент двое мужчин племени Тха атакуют его со спины. Кричат. Раздирают зубами шею. И снова кровь. Кровь везде. Разлетается брызгами. Пачкает стены и пол. Стекает вниз и смешивается с точно такой же алой кровью мужчины племени Тха — не отличить!
И всё повторяется. Снова и снова. Верхачи убивают мужчин племени Тха, а те — верхачей.
Тха-сук отступил и ухватился за белую трубу: ноги ему отказали. Судорожный вдох. Медленный выдох. Кажется, он забыл как дышать. Да и как не забыть? Тха-сук впервые в жизни увидел смерть. И кровь. Так много крови.
К горлу подкатила тошнота, и перед глазами заплясали золотистые искорки.
Медленно, опираясь на трубу, Тха-сук побрёл обратно. Эта битва не его. Тха-сук должен найти богиню. Просто найти богиню. Найти…
* * *
Корабль трясло так, что казалось, ещё секунда — и всё разлетится в дребезги! На чёртову тучу осколков, которые, вспыхнув, сгорят в атмосфере, и Номуса зажарится вместе с ними. До хрустящей, мать его, корочки!
Но восклицать: «Ну почему я?» — увы, было поздно.
Корабль стремительно сближался с поверхностью, и Номуса исступлённо молилась. Впрочем, казалось весьма сомнительным, что хотя бы один из известных богов откликнется на её молитву — слишком часто в слова молитвы вклинивалась нецензурная брань.