— Я не ждала тебя сегодня, — честно признается она, поворачивая голову. Тёплые карие глаза сталкиваются с пронзительными голубыми, и начинается противостояние взглядов, в котором ни Лиззи, ни Томми уступать друг другу не намерены. Но, первым, всё же, сдается Томас, когда они несколько минут буравят друг друга взглядами: чуть наклоняется и шепчет Элизабет на ухо: «Ты чудесно выглядишь», отчего она улыбается и закатывает глаза.
— Ты тоже.
— Подбирал свой костюм под твоё платье, — произносит он, и Шеффилд негромко смеётся, прикрывая рот ладонью.
— Я вижу, как ты пробираешься ко мне сквозь толпу и говоришь «привет», я за короткое время понимаю, что ты был Ромео, бросал камешек в окно, — поёт со сцены Эмма, за которой очень пристально в пабе наблюдают только две женщины: Полли Грей и Эсмеральда. Они на мгновение смотрят друг другу в глаза, и от этого, кажется, высекаются искры. Миссис Алдерсон фыркает и отворачивается, поправляя на плечах чёрную шаль.
— И мой отец сказал: «Держись подальше от Джульетты». И я плакала на ступеньках, умоляя тебя: «Пожалуйста, не уходи». И я сказала…
— А она ничего так, — комментирует Исайя, оценивающе рассматривая Эмму. Ей идут бежевое шёлковое платье, украшенное стеклярусом (которое её матери в качестве благодарности привезла из Франции одна клиентка), длиной чуть ниже колена и чёрный жакет. Тёмные волосы вьются и забраны на затылке заколкой, но несколько прядей всё же ускользают, и Эмма заправляет их за уши. — Очень красивая. Эмма, кажется. Надеюсь, она не откажется от приглашения посидеть с нами после того, как споёт.
— Не думаю, что ей будет это интересно, — хмыкает Майкл, не сводя с неё глаз. — Её мать будет в ярости, если увидит нас рядом.
«…Приглядывай за Лиззи и держи меня в курсе того, что происходит в её клубе, даже если она попросит тебя ничего мне не говорить. И… У неё там помощница появилась. За ней тоже приглядывай, она, как и Лиззи, за языком следить не умеет. Может и войну за пять минут развязать», — говорил ему Томми несколько месяцев назад.
Грей поднимает голову и смотрит ей прямо в глаза. Они встречаются взглядами, и она неосознанно облизывает губы, а Майкл чувствует, что в горле пересохло, а Эмма тем временем поёт:
— Ромео, забери меня куда-нибудь, где мы будем одни. Я буду ждать, пока мы не сбежим. Ты будешь принцем, и я буду принцессой. Это история любви, милый, просто скажи да.
Рядом раздаётся громкий смех Эвелин, которая, взяв смущённого Финна за руки, заставляет его кружиться с ней. Гарри танцует с Розалией, и это больше похоже на танец двух медведей, чем на то, что люди называют «танцем». Хохочет Эсме, вися на шее у Джона, который чертыхается, говоря, что «он в гробу видел все эти танцы».
Но Майкл всего этого не слышит. Всё вокруг становится беззвучным и бесцветным.
Он смотрит на Эмму.
Томми, повернув голову, понимает этот взгляд. Он вспоминает, как сам был в этом же пабе, вымокший до нитки, а для него, сидящего на стуле, пела самая красивая девушка на свете, любить которую оказалось невыносимо больно.
«Предупреждаю, что разобью Ваше сердце».
«Уже разбито».
— Крутой вечер, — Джон останавливается рядом с Томми, продолжая удерживать Эсме, что стояла не на полу, а на носках его туфель. Он прослеживает взгляд старшего брата и, хмыкнув, выдаёт: — О, у меня у одного чувство дежа вю? Ауч, Полли, больно же!
— За языком следи! — рявкает на него Полли. Джон морщится от подзатыльника (а рука у тёти Полли всегда была тяжелой: что сейчас, что в детстве).
— Ведь мы оба были молоды, когда я увидела тебя.
***
— Ты красиво поёшь.
Эмма вздрагивает и оборачивается. В пустом пабе (празднование дня рождения Финна перетекло в дом Шелби) остаются двое: Гарри (которому срочно понадобилось уйти домой), Майкл и Эмма, решившая задержаться и помочь бармену с уборкой.
— Спасибо, Ма… Майкл, верно?
— Верно, — он чуть улыбается. — А ты — Эмма?
— Да.
— Ты поёшь ещё что-нибудь? Ну, кроме песен про «принцев и принцесс».
— Пою, — Эмма усмехается, протирая стол.
— Тогда вставай на стул, — и добавляет: — Я могу заплатить, если хочешь.
Она качает головой и встаёт на стул, игнорируя протянутую Майклом руку. Поправив платье, интересуется:
— Веселую или грустную, мистер Грей?
— Грустную, мисс Алдерсон, — Майкл садится на стул напротив и чуть склоняет голову.
— Я разобью тебе сердце, если буду петь грустную.
— Тебе придётся постараться, чтобы разбить, Эмма.
— Хорошо, — она прокашливается и начинает петь:
— Ничего страшного, я найду кого-то, похожего на тебя. Я желаю вам обоим только самого лучшего.
Майкл не отрывает от неё глаз.
«Предупреждаю, что разобью Ваше сердце».
«Уже разбито».
— Не забывай меня, умоляю… Я буду помнить, как ты сказал: «Иногда живешь в любви, но иногда она ранит тебя».
Когда Эмма заканчивает петь, в пабе — гробовая тишина.
========== 5. His promise ==========
Утро в каждой семье начинается по-разному. Одни семьи в полном составе собираются за столом, делятся планами на день, попутно намазывая джем на хлеб или передавая графин с соком, а затем желают друг другу удачи. Другие семьи могут не завтракать вместе, так как с раннего утра отправились заниматься своими делами, и, следовательно, встречаются только за ужином.
И в том, и в другом случае дома спокойно.
Но есть ещё один тип семей, где покой только снится.
Семья Шеффилдов, например.
— Мистер Уинфред! Мистер Уинфред! Пожалуйста, остановитесь!
Дверь распахивается, и, спотыкаясь, на улицу вываливается мужчина, с чьих волос и костюма стекает вода. Выпрямившись, он разворачивается и злобным взглядом одаривает выскочившую за ним Элизабет.
— Нет! — кричит он, и несколько прохожих в то относительно раннее утро оборачиваются. Лиззи чувствует, как щёки вспыхивают — не хочет лишних свидетелей, но у Эвелин Шеффилд, видимо, другие планы. — Ни за что!
— Мистер… — начинает Лиззи, но её вновь перебивают:
— Вашей сестре, мисс Шеффилд, не помешало бы поучиться манерам! Иначе сидеть ей в старых девах до конца своих дней! И я не удивлюсь, если она так оно и будет!
Он с такой силой хлопает дверью машины, что, кажется, стёкла треснули. После отъезда мистера Уинфреда Элизабет ещё несколько минут стоит на улице, делает глубокие вдохи и выдохи и только потом возвращается домой, где стоит гробовая тишина.
Стоящие на верху лестницы Эдвард и Розалия ретируются, едва старшая сестра переступает порог дома. Когда она в таком состоянии, то ей опасно попадаться на глаза.
Сама «виновница» произошедшего сидит возле круглого столика в гостиной. Бежевое простое платье, кудряшки вместо прямых волос и кроткий взгляд — Эвелин Шеффилд смахивает на ангела во плоти, чем на дьявола. Но Лиззи знает, что её младшая сестрица — настоящая дьяволица, которая ни дня не может прожить без приключений.
— И что это было? — устало интересуется Лиззи, опускаясь на стул напротив. Эвелин отрывается от рассматривания тюльпанов в вазе и поворачивается к ней, снимая со своего лица маску послушной и спокойной девушки.
— Сама видела! Он же… Он же старый!
— Тебе его не варить, — спокойно замечает Элизабет, что выбешивает Эвелин ещё сильнее.
— Ты же слышала, что он думает о девушках! — продолжает возмущаться Эва. — Сидеть дома, готовить и рожать детей! Да я бы за такое ударила кастрюлей с супом, о которой он распинался целых полчаса! Полчаса, Лиззи!
— Когда надо, то ты умеешь не слушать. Пользуйся этим умением почаще.