В то время как миссис Бест прекрасно справлялась со своими делами в молодежном клубе, опытный специалист по ночным клубам Алан Уильямс тоже не дремал - его заведение стояло на ступеньку выше, чем кофейный бар для подростков. Он приглашал музыкантов не только в свой клуб, но и сватал группы в другие места, являясь одновременно антрепренером и менеджером. Именно он помог «Битлз» добиться прослушивания у Ларри Парнса. И хотя деньги за гастроли по Шотландии уплатил группе Ларри Парнс, они получили их через Алана Уильямса, организовавшего это турне.
Причины, по которым Алан Уильяме, владелец не слишком видного ночного клуба в Ливерпуле, стал экспортировать группы в Гамбург, достаточно сложны. Первый контакт возник, когда в клубе «Джакаранда» побывал немецкий моряк и услышал там группу из Вест-Индии, игравшую на стальных инструментах. Он вернулся в Гамбург и рассказал, как это здорово. После этого группу пригласили на гастроли в гамбургский ночной клуб. Алан Уильямс последовал за ними, надеясь заинтересовать владельцев подобных заведений другими ливерпульскими группами. Алан посетил единственный в Гамбурге клуб рок-н-ролла «Кайзеркеллер» и встретил там Бруно Кошмайдера. «Я в шутку сказал, что все лучшие английские рок-группы родом из Ливерпуля».
Кошмайдер прибыл в Великобританию, дабы лично удостовериться в этом, остановился в Лондоне и вскоре понял, что никто и слыхом не слыхал о ливерпульских группах. Он посетил клуб «Ту айз» [«Two l’s» - «Two Eyes» - игра слов: «два я» - «два глаза» (англ.)] в Сохо, тогдашний центр рока в Британии (именно там играл Томми Стил), и подписал контракт с Тони Шериданом и его группой. Они имели в Гамбурге огромный успех, и вскоре Кошмайдер опять отправился в Лондон за новыми группами. Случайно Алан Уильяме оказался в клубе «Ту айз» в тот же вечер, когда туда пришел Кошмайдер. На сей раз Алан Уильямс искал работу для группы «Джерри энд Синиерз». Ему удалось организовать им гастроли в Гамбурге, и именно они оказались первой ливерпульской бит-группой, выступившей в Гамбурге.
«Джерри энд Синиерз» имели успех, и Алана Уильямса попросили прислать еще какую-нибудь ливерпульскую группу. Он подумал о Рори Сторме, но он и его ребята были уже заняты. Поэтому Алан обратился к «Битлз». Однако гамбургский контракт предусматривал группу из пяти человек, а у «Битлз» не было ударника. С ними играл иногда один ударник, уже немолодой человек, глава семейства, но он отказался поехать в Гамбург, так как этому воспротивилась его жена. И тогда ребятам пришла в голову мысль пригласить Пита Беста. Тот согласился, и теперь все было в порядке.
В доме Харрисонов к известию о поездке в Гамбург отнеслись сравнительно спокойно все, не считая Джорджа. Мать не запрещала ему ехать. Она, конечно, беспокоилась, потому что сыну было всего семнадцать лет и он впервые отправлялся за границу, да еще в Гамбург. Уж о Гамбурге она много чего наслышалась. - Но он этого хотел. Да и потом, им собирались прилично заплатить. Я верила в них, знала, что они наверняка будут иметь успех. А ведь до этого я только и слышала: «Эй, ма, нас пригласили играть, одолжи на автобус, я тебе отдам, когда стану знаменитым».
Поэтому миссис Харрисон собрала Джорджа в дорогу: вырвала из него обещание писать и дала с собой коробку домашнего печенья.
Джордж, при всей своей отчаянной молодости, был все-таки рабочим человеком. Но Пол и Джон - во всяком случае, официально - еще учились. Поездка в Гамбург раз и навсегда ломала их будущую карьеру.
Джим Маккартни, естественно, был категорически против отъезда сына. Пол только что сдал экзамены - искусство и английский, и все с нетерпением ждали результатов, от которых зависело, получит ли он место педагогическом колледже.
Майкл Маккартни, брат Пола, рассказывает, что Пол по обыкновению схитрил.
– Помню, мы с Полом как-то возвращались домой из школы,, и он мимоходом, как бы невзначай, обронил, что их пригласили в Гамбург. Я сказал: «Ничего себе!» Но Пол заявил, что он еще не решил, соглашаться или нет. Я завопил: «Да это же фантастика! Ты станешь настоящей звездой! Обалдеть можно». Пол спросил: «А как ты думаешь, отец отпустит меня?» Это был беспроигрышный ход - я сразу стал его сторонником и тоже стал уговаривать отца отпустить его. Он настолько взволновал меня, что я отчаянно захотел, чтобы он поехал.
Пол признается, что на самом деле очень сильно беспокоился.
– Мы целыми неделями бездельничали, не знали, куда себя деть. Бесконечно тянулись летние каникулы, и мне совершенно не хотелось возвращаться ни в школу, ни в колледж. Но никакой альтернативы не было, пока вдруг не возник Гамбург. И это означало, что мне не нужно возвращаться в школу. Появилось действительно стоящее занятие.
Оставалось убедить Джима. Пол уговорил прийти к ним Алана Уильямса, чтобы тот помог смягчить отца.
– Алан Уильямс никак не мог запомнить наших имен. То и дело называл меня Джоном.
Тем не менее он сумел убедить Джима в том, что четкая организация турне обеспечена, а посетить такой город, как Гамбург, почетно и приятно.
– Мне кажется, в глубине души отец был очень доволен, - замечает Майкл, - хотя вида не подавал.
– Я знал, что они себя уже хорошо показали, - говорит Джим. - Это был их первый ангажемент, и они решили ехать. Полу только-только исполнилось восемнадцать. Он отгулял уже четыре недели школьных каникул. Получил студенческий билет. Я, конечно, поговорил с ним, знаете, как полагается, что надо, мол, вести себя как следует, быть порядочным человеком, а что еще мне оставалось? Я боялся, что в Германии он будет недоедать. Но он писал в каждой открытке: «Еды полно. Сегодня вечером ели то-то и то-то». Так что я успокоился.
Джим не слишком расстраивался, когда сразу же после отъезда Пола объявили результаты экзаменов уровня «А». Пол провалился по искусству, но прошел по английскому. Впрочем, теперь уже и Джим понимал, что все это не имеет значения.
Мими, тетушка Джона, сопротивлялась яростно. К этому времени она добилась того, что Пол и Джордж не приходили к Джону, а Джон не играл дома на гитаре. Она прилагала все усилия, лишь бы помешать Джону играть. С тех пор как возникла группа «Кворримен», в течение почти пяти лет Джон был вынужден в основном обманывать Мими и скрывать от нее, где и чем он занимается. Она знала, что он пишет какие-то ерундовые песенки, но и не подозревала о том, насколько сильно его увлечение.
Ей казалось, что он всерьез занимается в Художественном колледже, пока в один прекрасный день кто-то не доложил ей, что часы, отведенные для ленча, он проводит за игрой с группой. Она решила проследить за ним, чтобы собственными глазами убедиться в том, как низко он пал.
Обеденное время, которое она решила подвергнуть ревизии, пришлось как раз на выступление группы в «Кэверн». Они не играли там постоянно, потому что в «Кэверн» все еще царила джазовая музыка, но получали в этот клуб приглашения все чаще, поскольку посетители постепенно заинтересовались ими.
– В жизни никогда не слышала об этом ужасном месте! - сказала Мими. - Я потратила кучу времени, чтобы найти это подземелье. Догадалась пойти за толпой, потом спустилась куда-то по ступенькам, там стоял этот тип Рэй Мак Фолл и брал деньги. «Мне нужен Джон Леннон!» - сказала я. В оглушительном шуме протиснулась сквозь толпу. Низкий потолок, духота страшная. Девицы набились как сельди в бочку, вытянув руки вдоль тела. Как я ни старалась, мне не удалось даже приблизиться к сцене, иначе я бы стащила с нее Джона. В конце концов я попала в какую-то артистическую уборную. Уборная! Одно название! Просто какой-то грязный закуток. Когда Джон ввалился туда, облепленный этими вопящими девицами, то сначала не заметил меня, потому что без очков он ничего не видит. Потом надел очки и узнал. «Что ты тут делаешь, Мими?» - «Очень мило, Джон, очень мило», - сказала я.
В тот день Мими добилась своего, и после обеда Джон вернулся в колледж. Она наседала на него, требуя, чтобы он продолжал учиться, прекратил эту идиотскую игру, подумал, что пора обзаводиться настоящей профессией. Но у Мими ничего не вышло, Джон не бросил играть.