- Он знает лучше, - прошептала горничная, улыбаясь. Казалось, она сама не уверена, кого сейчас подразумевает. Потом Роза Дженсон быстро пошла прочь, торопясь выполнить распоряжение Меилы: госпожа приказала ей перебраться из крыла, где располагались помещения для слуг, в соседнюю со своей спальней комнату. Чтобы Меила всегда могла дозваться ее, если будет нужно.
Через несколько дней Меиле опять приснился один из “тех” снов: которые, казалось, покинули ее надолго. В этом сне она вновь слилась со своим древним “я”: так, что прошлое и настоящее смешались, ужасая Меилу и повергая в восторг. Но сейчас египтянке было страшно и томно: она ворочалась и постанывала в забытьи. Ей предстояла первая ночь со старым царем, на чьем ложе побывало уже без счета женщин: но эта опытность фараона только сделала его пресыщенным и равнодушным. Ничего хорошего для себя Анк-су-намун не ждала - и уготованная ей великая честь, за которую многие девушки пошли бы на преступление, наполняла ее сердце отвращением. Как Сети мог не видеть этого?..
Живые боги слепы, глаза им застилает дым благовоний…
После ароматной ванны и массажа, сверкая золотом и лазуритом, подобно богине, Анк-су-намун шла за вестником фараона по дворцовым коридорам. Перед глазами у нее все расплывалось, ног она не чувствовала. Нужно было самой стать бесчувственной, подобно изваянию Исиды в молельне, чтобы перенести то, что ей предстояло, - и понравиться его величеству, и сделать так, чтобы он отличил ее среди других девиц.
Когда слуга ввел ее в царские покои, Анк-су-намун совершила земной поклон, опустившись на колени и коснувшись лбом и ладонями холодного пола. Потом встала быстрым, гибким движением. Сейчас она чувствовала себя как ушебти - деревянная фигурка прислужника, какие клали знатным людям в гробницы, чтобы они ожили и начали служить своему господину в загробном мире.
Фараон сидел на ложе, застеленном золотистым покрывалом. Он был без короны с уреем* и без парика, голова его была обрита: царь считался не только воплощением Хора, но и высшим жрецом каждого храма. Сети протянул к новой наложнице руку, улыбаясь.
- Подойди.
Анк-су-намун приблизилась и поклонилась. Похлопав по покрывалу, Сети без слов велел ей сесть рядом.
Он улыбался, глядя на нее, - Анк-су-намун тоже улыбалась. Это было учтивое, с оттенком преклонения и восхищения, выражение придворной женщины: но страха она не показывала. Теперь, вблизи, она отчетливо видела, какое старое лицо у царя, какая дряблая шея.
Сети поднял руку и погладил девушку по щеке; потом взял за подбородок холодными, грубыми пальцами и повернул ей голову из стороны в сторону. Как будто оценивал лошадь.
- Ты красива… сними это, - фараон показал на легкую юбку, единственное, что было на ней надето.
Анк-су-намун, с покорностью опустив глаза, приподнялась и развязала пояс, и тончайшая золотистая юбка скользнула по ее ногам. Не поднимая глаз, наложница услышала, как владыка одобрительно прищелкнул языком.
- Хорошо… Очень хорошо!
По голосу фараона Анк-су-намун поняла, что он уже испытывает наслаждение, глядя на нее. Она подняла глаза и улыбнулась, чувствуя, как жарко зарделись щеки. Сознание своей красоты и женской силы было очень приятно, даже сейчас. Особенно сейчас. Она даже почти перестала бояться того, что случится.
Сети склонился к ней совсем близко, отводя черные волосы с ее шеи. Его дыхание пахло медом… с примесью старческой гнили.
- Обычно мои женщины ласкают меня, как пожелает мое величество. Но ты еще не научена этому. Ложись.
Анк-су-намун легла на спину и закрыла глаза. Она приготовилась к боли, которую сейчас испытает; к отвратительной тяжести старого тела. Кто-то коснулся ее… но совсем не так, как царь: незнакомая ласковая мужская рука любовно очертила ее щеку, шею, потом накрыла обнаженную грудь. Анк-су-намун изумленно открыла глаза.
Восторженно ахнув, она приподнялась на локтях.
- Это ты!..
Имхотеп был здесь, он склонялся над нею с улыбкой, готовый к любви. Коснулся ее губ цветком лотоса.
- Как ты проник сюда?
- Не думай об этом, моя царевна… Сейчас все так, как должно быть.
И она отдалась его ласкам, позволив увлечь себя в это пугающее и радостное путешествие. Египтянка стонала, всхлипывала, не сдерживая себя, как наслаждался ею ее возлюбленный, делая с нею такие вещи, которые почти возносили ее над собственным телом. Ее шея, плечи, груди, живот - все жаждало его прикосновений. Анк-су-намун выгнулась, ощутив его руку между ног.
- Я сейчас умру…
- Нет… ты не умрешь, клянусь тебе.
Она вцепилась в покрывала, стремясь не то убежать от этих ласк, не то раскрыться еще больше. Анк-су-намун пришла в себя и вздрогнула, ощутив, как пальцы любовника смазывают ее прохладным кедровым маслом. Там.
- Сейчас ты станешь моей. Навеки, - прошептал Имхотеп, накрывая ее своим телом. Анк-су-намун обхватила его широкие плечи, уже ничего не боясь.
А потом пришли боль, и радость, и освобождение. Она словно умерла, чтобы вновь возродиться, - обнимая этого единственного в мире мужчину, отдаваясь ему всем сердцем, она стала той, что была способна на все…
Меила проснулась так резко, будто ее толкнули снизу в спину: сердце гулко стучало в ушах. Между раздвинутых ног саднило и было горячо и мокро.
Пальцы правой руки тоже были вымазаны в чем-то мокром и липком. Меила, широко раскрыв глаза, поднесла руку к лицу: при свете ночника кровь на пальцах показалась почти черной. Египтянка сунула пальцы в рот, ощутив соленый вкус.
- Аллаху акбар*, - прошептала она.
Опустила глаза и увидела, что на простыне тоже кровь. Так значит, она сейчас сама себя…
Скрипнула дверь, и, вскинув глаза, Меила увидела на пороге горничную в ночной рубашке и шали, накинутой на плечи.
- Вы стонали, - сказала Роза со страхом в глазах. - Громко! Я боялась вас побеспокоить, но подумала, что вам плохо, моя госпожа.
Меила заставила себя улыбнуться. Она еще раз облизнула свою руку, почти не думая о том, что англичанка все видит.
- Ничего, все хорошо. Возьми это и унеси в стирку, - она соскользнула с кровати, поморщившись от боли, и, скомкав простыню, сунула ее Розе.
Та могла бы подумать, что у госпожи не вовремя начались ее дни… но, посмотрев в зардевшееся лицо служанки, стоявшей с простыней в руках, Меила поняла, что та догадалась о произошедшем. Но Роза ничего не сказала, только кивнула.
- Сейчас все сделаю, мисс.
Когда англичанка сменила белье, Меила велела девушке принести вина. Она держала его в доме для гостей из Англии… но и сама иногда прикладывалась. Вот в такие минуты.
- Выпей со мной, - приказала она Розе Дженсон хриплым, точно в лихорадке, голосом. - Совсем как вино Дельты, которое мы с тобой пили, правда, Хенут?
Она посмотрела в лицо англичанке.
- Ничего, что я тебя так назвала?
Горничная улыбнулась.
- Зовите меня так, когда пожелаете, - сказала она.
* Смесь соли и соды, которую египтяне использовали вместо мыла, а также для высушивания тела при бальзамировании.
* “Поля Камыша”, так египтяне называли рай, предназначенный праведникам.
* Урей - изображение богини-змеи Уаджет, символ власти фараона.
* Аллах величайший (араб.)
========== Глава 14 ==========
С этого времени Меила стала меняться еще быстрее, чем раньше. Став женщиной, настоящей возлюбленной Имхотепа, пусть даже только во сне, - отождествившись с древней женщиной, которой она когда-то была, - молодая египтянка осознала в себе желания, которые пугали ее саму. Жажда власти и крови врагов, должно быть, присущи сильным от начала мира: но теперь Меила поняла, что Анк-су-намун стремилась возвыситься над другими почти настолько же, насколько мечтала быть с Имхотепом и принадлежать ему.