МУЖЧИНА (вытягивая из ящика носки). У твоего мужа длинные носки. (Читает вышитую на носках надпись.) «Carpenter», карпентер, длинные какие, может, ими тебя связать?
ЖЕНЩИНА. Они могут быть грязными, он всегда без разбора кидает их ко всему остальному.
МУЖЧИНА. Ко всему остальному... (Подносит носки к носу, вдыхает.) Грязные... (Ещё раз подносит.) Странный запах...
ЖЕНЩИНА. Ой, ну это невыносимо, давай быстрее! (Как бы отключается.)
МУЖЧИНА. У тебя беспорядок страшный...
ЖЕНЩИНА (выходя из «отключки», раздражённо). За своей женой следи, а для меня этот беспорядок — порядок!
МУЖЧИНА (достаёт из ящика трусики женщины, подносит их к носу). Странно, у тебя бельё пахнет, как носки мужа!
ЖЕНЩИНА (вспыхивает). Он что, их к моему белью кинул?!
МУЖЧИНА. Нет, они в другом ящике, но запах — тот же.
ЖЕНЩИНА. Ну-ка!
Мужчина кидает в кровать женщине её трусики и длинные носки «Carpenter». Женщина нюхает сначала трусики, потом носки мужа.
ЖЕНЩИНА. Странно... они точно не вместе лежали?
МУЖЧИНА. Да, точно, вот здесь всё твоё (показывает на один из средних ящиков), здесь его (показывает на другой, расположенный выше), а носки эти вообще здесь были (показывает на самый нижний ящик).
ЖЕНЩИНА. Не знаю, наверное, это от шкафа...
МУЖЧИНА. От шкафа?
ЖЕНЩИНА. Да, запах дерева...
МУЖЧИНА. Дерева...
ЖЕНЩИНА (кидает носки и трусики мужчине). Положи их обратно и давай уже перестань тут всё обнюхивать! В конце концов, займись делом!
МУЖЧИНА (переходит к другому отсеку шкафа, открывает его; перед ним забитое одеждой пространство; одежда навалена кучей, поднимающейся до самого верха шкафа). У тебя полный шкаф!
ЖЕНЩИНА. И что?
МУЖЧИНА (вытягивая из вороха одежды скрученные и измятые колготки, затем другие, и так — пять или шесть пар). Это плохо!
ЖЕНЩИНА. Почему?
МУЖЧИНА. Если муж вернётся, мне некуда будет спрятаться!
ЖЕНЩИНА. Он не вернётся!
МУЖЧИНА. Совсем?
ЖЕНЩИНА. Он вернётся завтра!
МУЖЧИНА. Всё-таки надо было встретиться, когда он уже точно был бы в воздухе или уже там, куда полетел, на месте, он бы тебе позвонил, что, мол, всё, долетел, и тут только мне и надо было прийти, а так как-то не по уму... я сидел на скамейке и ждал, когда он выйдет, уйдёт, исчезнет. (Подходит к кровати, забирается на неё; продолжая говорить, принимается вязать женщине руки.) У меня тоже были фантазии — как я ворвусь, начну с тобой заниматься любовью, и я вообще вне вот этого всего, как обычно, знаешь, чужой жене говорят: «А ты его целовала перед уходом? А вот он тебя обнимал вот только что?» — мне это неинтересно, потому что каждый из нас занимается тем, чем хочет, и у меня тоже спад и пустота сразу, как кончаю, и потом опять хочется, а потом хочется есть — это ужасно обычно как-то, даже то, что ты чужая жена, и то, что я тебя связываю... ноги связывать?
ЖЕНЩИНА (на мгновение как бы приходя в себя и тут же снова отключаясь). Да.
МУЖЧИНА (продолжая говорить и связывать). Мне совсем не хочется думать об этом, мне хочется представлять, что да — что-то непознанное и страшно интересное лежит передо мною, связанное, и сейчас я надругаюсь над ним, и ничего мне за это не будет, потому что, в принципе, всё по обоюдному согласию, хотя это вынесено за скобки (связав женщине ноги, мужчина ложится на неё; некоторое время не двигается, затем начинает половой акт), и я знаю, что я был бы гораздо счастливее, если бы у меня, действительно, была бы какая-то такая мания кого-нибудь связывать и получать от этого наслаждение, или нюхать втихаря чьё-нибудь бельё или носки, и так беззаветно отдаваться этому делу, что кончать только от одной мысли, что вот сейчас я понюхаю что-то интимное, чужое... Я был бы счастлив от этого, но мне всё это не нравится, я не могу ничем таким увлечься, и вообще я понял, что у меня каждая частица моего тела отделена от другой и живёт своей, непонятной всему остальному организму жизнью, — всё разное, а иногда вообще одна часть меня терроризирует другую, да... а вот сейчас моё сознание издевается над всем, что должно доставлять мне сексуальное удовольствие, то есть вот я трусь об тебя — и никакого удовольствия, потому что я как в скафандре, и то, что у меня стоит, и то, что я, наверное, через полторы минуты кончу, — это всё по памяти, но с каждым таким терактом моего сознания я подхожу к тому, что совсем всё забуду, и первое, что меня ждёт, — превращение в импотента, потом — дальше и дальше, и если мне вдруг не понравится запах чьего-нибудь белья, то мне конец... конец... конец... (Кончает.)