Рону весело: он знает множество историй про Азкабан и пытки и рассказывает их вслух — с Малфоем в качестве главного действующего лица. Гарри тихо сидит в кресле и злится, размышляя, что бы сделал он, окажись тогда вместе с ней и Роном на допросе. Гермиона боится его злости, которая будет только множиться, потому что в нём и так уже слишком много ярости.
День: 42; Время: 1
Рон отправляется на битву первым, но это лишь совпадение: он случайно оказался в Министерстве, когда авроры получили сигнал тревоги. Артур сказал, что сын был полон предвкушения и вернётся всего через несколько часов.
Рон отсутствует два дня и лишь на третьи сутки появляется в Норе. Он тяжело переставляет ноги, его голос тих, а дверь в спальню закрывается за ним прежде, чем он отвечает хоть кому-то.
Рон не выходит из своей комнаты в течение четырёх дней.
День: 51; Время: 9
Тот первый раз, что она увидела его за решёткой, был самым неожиданным. Они были внизу у камер, изучали процедуры обращения с заключёнными, и тут Малфоя заметила Лаванда. Их группа по большей части состояла из бывших учеников Хогвартса, и «Драко Малфой» не был абстрактным молодым светловолосым мужчиной, обладающим бездной высокомерия. Наоборот, его знали во плоти и могли с лёгкостью опознать даже за прутьями решётки, покрытого тюремной грязью.
Он сидел молча, даже когда Рон гордо продефилировал мимо камеры. Несмотря на мучительное любопытство, Гермиона не подняла глаз на клетку и решила, что на обратном пути поступит так же. Но послышавшийся шорох одежды по камню послужил достаточным оправданием. Хотя, может, это просто было в её характере — смотреть.
Ничего поразительного не обнаружилось. Малфой был растрёпан и чем-то испачкан, но не создавал впечатления, будто он погряз в собственном дерьме и бьётся головой о стену. В его действиях не было ничего примечательного. Он просто сидел и, насколько Гермиона помнила, даже не поднял на неё взгляд. Он что-то читал, делая вид, что их присутствие не стоит его внимания – возможно, он действительно так думал.
Самым неприятным во всем этом был сам факт. Малфой за решёткой. Заперт. Заключён в Министерстве в ожидании обвинения. И несмотря на то, что Гермиона о нём знала, она была шокирована необходимостью смотреть сквозь толстые металлические прутья и видеть лицо, которое до этого тысячи раз встречала в коридорах и классных комнатах. Это война, говорила она самой себе.
Во второй раз Гермиона сопровождала аврора, конвоировавшего её заключённого в камеру. Что ж, скорее, это был не столько её пленник, сколько общий, но Гермиона оказалась единственной, кто довёл дело до конца: маленький человечек, не имеющий особого веса в круге приближённых Волдеморта, казался ей в тот момент крупной добычей. Гермиона была горда собой и вышагивала по коридору с толикой самодовольства.
Она прошла так близко, что Малфой мог схватить её, лишь протянув руку. Но Гермиону дёрнули влево, и, проследив за неодобрительным взглядом аврора, она столкнулась нос к носу с Малфоем. Его длинные бурые пальцы обхватывали тёмно-серые прутья, а грязное лицо искажала издёвка. Было в нём что-то пугающее, выражение его лица пробирало до костей, но Гермиона не могла определить почему. Она знала лишь то, что до чёртиков напугана, и просто стояла и пялилась столько, что количество секунд устремилось к бесконечности.
Он выглядел так, словно в буквальном смысле прикусил себе язык. Будто существовал миллион вещей, которые Малфой желал бы озвучить, стараясь сломать Гермиону, но понимал, он не в том положении, чтобы говорить. Вместо этого Малфой скорчил самую отвратительную гримасу, которую Гермионе доводилось видеть, и надобность в словах отпала. Её желудок перевернулся, и кислота обожгла глотку.
Оглядываясь назад, стоило признать, что так было впервые. Гермиона знала, что всегда остро реагировала на Малфоя. Живо откликалась на его поступки, иногда даже не имея для этого достаточных причин. Хорошо, плохо, ужасно — но каждый раз слишком сильно.
А теперь всё, что она видела, — это мальчик в клетке. Блеск отчаяния в его глазах, напряжение пальцев, движение тела вперёд. Она чувствовала, как по коже, покалывая, разливался страх, и ей пришлось постараться, чтобы не отступить назад.
Малфой был неузнаваем, она это видела (и помнит об этом сейчас, когда смотрит на пустую камеру, где его держали). Гермиона могла бы поклясться, что никогда раньше в своей жизни не встречала этого человека. Незнакомец. И ей никогда ещё не было так холодно и страшно.
День: 59; Время: 9
Это день рождения Гарри, и Нора полна людей и звуков. Гарри смеётся; и когда он вытягивает Гермиону с дивана, а Фред заводит самую жуткую музыку, которую ей приходилось слышать, ей плевать, что она неважно танцует и будет наступать партнёру на ноги — впрочем, ему тоже нет до этого дела.
День: 78; Время: 8
Она уже видела дом на площади Гриммо, где сейчас живёт лишь несколько членов Ордена. Почти все помещения отведены под кабинеты, места для совещаний и гостевые комнаты на непредвиденный случай. Если не считать одной ночёвки здесь с Гарри и Роном, она спит в Норе с того самого момента, как покинула Хогвартс.
Её мама и папа в таком месте, о расположении которого не знает даже она сама — Орден сообщил ей, что родителей жизненно важно спрятать как можно раньше. Остальных членов её семьи защищают одобренные Министерством охранные чары, и это лучшее, что может сделать Орден. Не имея угла в маггловском мире, но чувствуя необходимость оставаться в волшебном, чтобы сражаться, Гермиона вполне ожидаемо выбирает Нору.
Кривая и грязная обшивка дома, расположенного прямо перед ней, становится для Гермионы первым увиденным воочию доказательством того, что в распоряжении Ордена есть и другие убежища в Англии. Пустота внутри бросается в глаза. Нет ни снимков, ни безделушек, ни раскиданных заметок о последнем изобретении близнецов. Ни одной вещицы, чьи сколы и выбоины свидетельствовали бы о долгой истории. Из кухни не доносится запах домашней еды, не радуют взгляд тёплые цвета, не видно мягких улыбок. Только белизна, разбавленная безобразным коричневым, и снова белый цвет. Дом пуст, если не считать фиолетового дивана в гостиной и небольшого камина. На стенах столовой устроены полки, но они ничем не заняты. Гермиона не видит ни единого признака того, что тут обитают люди, пока не оказывается на кухне. Там она обнаруживает стол, разномастные стулья, раздвижные стеклянные двери, ведущие в сад, и кое-какие мелочи, дающие понять, что здесь кто-то был.
— А, Люпин. Я всё думал, когда же ты объявишься, — из-за стола встаёт крепкий потрёпанный мужчина и протягивает ладонь для рукопожатия.
— Мы получили новую информацию, которую сперва надо было проверить.
— Ясно. Я запер это в своей комнате, если хочешь пойти со мной… — мужчина обходит стол, не удостоив Гермиону даже взглядом.
— Гермиона, побудь здесь минутку? — пальцы Люпина тепло сжимают её плечо, и, хотя ей ужасно любопытно, о каком таинственном предмете идёт речь, она согласно кивает.
Она слушает завывания ветра и наблюдает за тем, как он отшвыривает ветви дерева от стеклянных дверей. Есть в этом месте что-то, бросающее в дрожь, и Гермиона думает о том, что, наверное, слишком привыкла к семейному уюту Норы. Здесь всё иначе и больше напоминает о войне. Это жилище принимало тех, кто был в бегах или прятался и у кого не находилось времени или желания привносить сюда подобие домашнего комфорта. Она представляет, каково это: покинуть свой дом, прибыть в дыру наподобие этой и знать, что это только начало.
— Готова? — она оборачивается, и её взгляд машинально устремляется к рукам Люпина, но те пусты.
— Да, — она следует за ним из кухни; когда Ремус проходит по коридору, слышится негромкий шум.
Теперь уже Люпин не считает нужным всматриваться в неважные для него лица, но Гермиона смотрит. Драко Малфой и Пэнси Паркинсон прямо над его плечом пялятся на неё в ответ. Её сердце замирает, дважды лихорадочно стучит и продолжает биться в ускоренном темпе. Гермиона сравнивает это чистое, нахмуренное, изумлённое лицо со своим воспоминанием о нём же, но грязном, угрюмом и полном отчаяния, и её начинает слегка потряхивать.