Гермиона прищуривается и наклоняется вперёд, прижимая ладонь к животу.
— Малфой, я ничего не портила. Полагаю, ты был слишком занят тем, что гробил себя, чтобы обратить на это внимание! Ума не приложу, когда ты решил покончить жизнь самоубийством, но я на это смотреть не собиралась, так что успокойся.
— Я не ты, Грейнджер… Я не рискую жизнью ради глупостей. Внизу, в туннеле было устройство, которое требовалось активировать для Люпина…
— И рисковать своей жизнью ради этого не глупость? Эт…
— Это война! Все мы каждый день рискуем жизнями. Если бы не я был к этому готов, не оставался бы здесь.
— У тебя даже шансов не было! Твоя ног…
— У тебя не было права принимать это решение!
— А я его приняла! И не жалею об этом, потому что ты здесь, а не в морге, куда бы точно попал! Хочешь меня за это ненавидеть — пожалуйста!
Драко сверлит её сердитым взглядом, его челюсти ходят ходуном; Гермиона хмыкает и таращится в ответ. Она не собирается отступать, хотя наверное, стоило бы. Драко не в состоянии с ней ссориться, и честно говоря, она удивлена, что никто из персонала ещё не ворвался в палату, чтобы посмотреть, что тут случилось. Пробираться сюда и ругаться с ним — грубо и безрассудно: он ранен, одурманен лекарствами и должен спать. Но, находясь с ним рядом, Гермиона всегда слетает с катушек.
— Прости, — Гермиона принимает решение проявить великодушие. Малфой наклоняет голову, словно не смог расслышать, и она поясняет: — За то, что ворвалась сюда и ору на тебя. Подожду, пока тебе не станет лучше.
Гермиона не настолько великодушна, чтобы позволить ему решить, будто она извиняется за то, что вытащила его с поля боя. Она никогда не будет просить за это прощения, как бы Драко ни злился и как бы серьёзны ни оказались его раны. Было просто невозможно бросить его там… Точно так же, как он сам не мог позволить ей остаться.
— Как мило с твоей стороны, — рявкает он, начиная барабанить пальцами по бедру.
— Ты не прислушивался к доводам… — она сердито косится на него, сообразив, что он отбивает секунды до того момента, как она снова подаст голос. На четвёртом ударе он качает головой и злорадно на неё зыркает. — То, о чём ты просил, было невыполнимым.
— Это было так просто. Иди в лес, найди способ убраться оттуда и сваливай. Если только…
— Я имею в виду, оставить тебя, — торопливо перебивает она, пристально рассматривая свои ноги и чувствуя, как жар заливает лицо. — В том состоянии. Там.
Тишина, и может быть, Гермионе только почудилось, но сердцебиение Драко участилось. Или всё дело в смущении, которое замедляет работу мозга: секунды текут неторопливо, в то время как события будто бы ускоряются. Тот эпизод снова всплывает в голове, и Гермиона превращается в комок нервов. Похоже, кровь стремительно несётся по её венам: изнутри распространяется жар, вызывая кожный зуд. Откашлявшись, Гермиона поднимает голову и встречается с Драко взглядом. Она уже дошла до грани — дальше пути нет. Больше нет причин для притворства. Гермиона их не видит.
Драко изучающе оглядывает её, и она уверена, что он читает её, словно открытую книгу, в то время, как по его виду ничего нельзя понять. Он слегка шевелит губами: будто пытается что-то сказать, но сомневается в необходимости это делать. Едва Гермиона впивается в него глазами, он закрывает рот, сжимая губы в тонкую линию. Досадливо рычит и возмущённо начинает:
— Ты самая упрямая, раздражающая, властолюбивая…
— Это я-то властолюбивая? — Гермиона тыкает себя пальцем в грудь и приподнимает бровь. — Если ты хочешь обсудить упрям…
— Не говоря уж…
— Да-да, Малфой. Я тоже тебя ненавижу, — его черты искажает какая-то эмоция, слишком мимолётная, чтобы распознать. — Тебе стоит отдохнуть, — быстро добавляет Гермиона.
— Ты уверена, что не будешь снова впадать в неистовство и дашь мне возможность заснуть целительным сном? — иногда ему нравится эксплуатировать её вину, но она его за это не осуждает, ведь сама поступает с ним точно так же. — Грейнджер, тебе стоит вернуться в свою палату. Ты ужасно выглядишь.
Они сверлят друг друга взглядами, но его глаза затуманены, а веки полуопущены.
— А ты у нас образец для подражания.
— Рад, что ты заметила.
Гермиона трясёт головой и проводит ладонями по своим ногам.
— Ну, я счастлива, что с тобой всё в порядке.
— Надеюсь, ты будешь так же довольна собой, когда я… — он хмурит брови, опускает веки, прижимает пальцы ко лбу.
— Драко? — не сумев скрыть беспокойство, Гермиона делает шаг вперёд.
— Всё хорошо.
Гермиона не сомневается: если бы Драко не раскачивался из стороны в сторону, эти слова прозвучали бы скорее резко, чем хрипло.
Он дёргается, когда её пальцы осторожно обхватывают его руку, отнимая ото лба. Его глаза открываются с трудом: он хмурится и делает слабую попытку отстраниться.
— Засыпай.
Драко старается вырваться, но его дыхание выравнивается, а подбородок за считанные секунды опускается на грудь.
Какое-то время Гермиона просто стоит и смотрит, заражаясь его спокойствием, отслеживая при помощи индикатора сильные и размеренные удары его сердца. Она убирает поднос в сторону, но не решается уложить Малфоя, боясь потревожить его раны. Садится на край кровати и проводит пальцами по его сбитым костяшкам. Её пугает то, как сильно она о нём беспокоится. Она никогда не забудет, как болело у неё в груди, пока Драко стоял в дверном проёме беседки, или как внутренности обдавало огнём — полная противоположность тем чувствам, которые она привыкла испытывать, находясь рядом с ним. Сердце и желудок грозились устроить бунт, тело дрожало, и всё, о чём тогда могла думать Гермиона, это её неготовность мириться с тем, что она больше никогда его не увидит. Ей кажется: развернуться и убежать было самым сложным из того, что ей когда-либо доводилось делать.
Гермиона не собиралась так легко отпускать Драко. И, похоже, она пересекла ту черту, когда это вообще было возможно. От Драко Малфоя никуда не деться. Она всегда будет ощущать его присутствие. Иногда ношей на своей спине, иногда стеклом в руках, но всегда — каждой клеточкой, которые будут качать, гнать жизнь по телу, пока не останется ничего.
Гермиона прикусывает губу и, сгорбившись, — будто так её движения станут осторожнее, — взбивает подушки за его спиной, желая облегчить нагрузку на поясницу. Он спит, не выказывая даже толики недовольства, обычного в те моменты, когда она задевает его во сне. Гермиона задумчиво смотрит на крепко спящего Драко, и одно воспоминание всплывает в её памяти. Это своего рода жульничество, но ей кажется, так можно — она наклоняется вперёд, выдыхает ему в ухо и шепчет те слова, которые хотела бы сказать полностью.
Лампочки, отмеряющие его сердцебиение, тут же начинают быстро мигать, озаряя её лицо бликами, пока сама Гермиона глупо улыбается, застыв около малфоевского уха.
День: 1570; Время: 12
— Дорогая, ты уверена, что с тобой всё в порядке? — Молли принесла домашний суп, но вкус у него какой-то необычный.
— Я в норме.
— Я видел, как ты выпрыгнула из того дома, — Джордж жуёт палочку лакрицы, раздумывая, что сказать дальше. — Должен заметить, это было впечатляюще. Ты исчезла до того, как мы туда добрались.
— Я… Пока я там была, увидела тех, кто нуждался в помощи. И отправилась на поиски.
— Мы не в… Мы так и поняли.
— Мы скучали по тебе, — Гермиона пытается поймать его взгляд, но Джордж, которому некуда деваться, отводит глаза и пялится поверх её головы на дверь.
— Знаешь, у меня есть девушка, — он наконец смотрит на Гермиону, в его зрачках вспыхивает искра, и она выдыхает. Она знает: с ним всё будет хорошо. Рано или поздно все раны затянутся. Другого варианта нет.
— Бедняжка, — замечает она, улыбаясь тому, как его лицо озаряет тень обещания Мести Уизли.
День: 1570; Время: 15
Рон смотрит не столько на, сколько сквозь неё. Он медленно качает головой и изучает свои ноги.
— Привет, Рон.
Он поднимает руку и скребёт шрам на лице. Голос его звучит тихо, хрипло и ломко.