Но самым ужасным было то, что внутри этого мрачного сооружения лежал человек. Он лежал прямо на полу и - тут меня пробрала дрожь - одет был в халат, очень похожий на тот, который я заправил в штаны. Да и вообще на секунду мне показалось, что это я сам - или мой двойник - и мои колени дрогнули...
Человек лежал, повернувшись ко мне спиной, подложив руку под голову и поджав босые ноги. И его поза, и клетка, и этот запах, пронзили меня не только страхом, но и жалостью. Острой жалостью к несчастному арестанту.
Я кинулся к клетке. Дверца была заперта всего лишь болтом, продетым в два ушка и закрепленным гайкой. Даже изнутри ничего не стоило открыть дверцу. Что это значит – сломленнная воля или физическая слабость? Неважно. Я начал откручивать гайку. Я, арестант, да еще раввин наверху. Это уже трое, а раввин, помнится, здоровый мужик. Неожиданно и совсем не к месту я представил себе картинку нашего спасения, когда все очень удачно позади. А вокруг, кутая нас в одеяла, суетится полиция, такая заботливая и доброжелательная в этот момент. Я поддерживаю узника, сбоку топчется неуклюжий раввин и спрашивает, который час.
Сейчас, сейчас! Руки вспотели, и влажные пальцы соскальзывают с проклятой гайки. Ничего, справимся. Что толку кричать о решительности вообще, когда вот сейчас, здесь надо действовать. И я буду действовать, я уже начал. Перед злом я могу спасовать, только если оно сваливается на меня неожиданно, а у меня было время подготовиться, сволочи! Наконец-то я свернул гайку и рванул дверцу. Лязгнули петли. Выходи, узник!
Человек медленно повернулся и посмотрел на меня слипшимися глазами. Потом открыл их пошире, приподнял голову, зевнул и легко сел, скрестив ноги.
- Да, - сказал он тоном, каким говорят в банке с мелким посетителем – в меру учтиво, но небрежно, - могу ли я вам чем-нибудь помочь?
Врал я себе, что привык здесь к неожиданностям. Ни к чему я не привык! Не получается из меня решительного героя. Слишком много ненужного воображения. Слишком мало инстинктов.
Передо мной сидел тот самый холеный мужик, что читал мне лекцию о реальностях - Гарри, кажется. Правда, выглядел он сейчас менее холеным. Но и на замученную жертву тоже не был похож. Просто сонный и немного несвежий.
Меня разбирал истерический смех. Но я сдержался, мысленно прокручивая воображаемую сцену спасения. Ну пусть именно Гарри опирается на мое плечо - какая разница кто? Если именно его заперли в клетку, а может быть даже пытали. И полицейские принимают у меня его обессилевшее тяжелое тело.
Только Гарри не хотел вписываться в мою отчаянную и наивную картинку. Он, видимо, решил помочь мне в моем затруднении и сказал, не меняя тона:
- Дорогой мой, вас Джулия давно ищет, а вы гуляете по этажам, лезете куда не следует. Меня вот разбудили.
Не смотря на то, что сейчас он поутратил солидности, и тон его, и взгляд были прежними. Пыточная камера вместе с героической картиной спасения мгновенно истаяла. Спасешь его, как же. Сидит под замком, в клетке, но…
Как всегда в неожиданных ситуациях, я сбился, запутался, разозлился и сказал:
- Я пришел уговаривать раввина, которого вы запугали, ему домой нужно. Я и сам шел домой, да этот ваш... позвал помочь.
И добавил мстительно:
- А раввин - не я, он вам тут устроит шум с полицией и пожарными. Им и будете рассказывать про разные реальности. Только в другой клетке. В участке.
Гарри намеренно медлено переменил позу – вытянул ногу, а другую согнул в колене и положил на нее локоть.
- И вы действительно поверили в этого раввина? Хороший вы человек, только очень уж наивный. Я уже говорил Джулии, что вы вряд ли нам подойдете, да вопрос решился сам собой – вы ведь сбежали.
- А раввин, значит, не настоящий, а тоже ваш служащий?
- Да нет, раввин как раз вполне настоящий, просто мы разрешили ему поставить несколько экспериментов. Он называет это – побеседовать с нормальным человеком в ненормальных условиях. Хватает человека, рассказывает ему какие-то жуткие истории - а ему трудно не поверить, как вы заметили - и наблюдает за реакцией. Говорит, что изучает Бога в человеке. Усомнился, что Бог создал нас по своему образу и подобию, что ли. Вот и экспериментирует. Так что никакой полиции не будет.
Он помолчал и прибавил совсем уж нелюбезно:
- Могу я спать дальше?
Знал ведь я, что в этом доме все и всё ненормальное! Ну спит этот аристократ в клетке. Да еще при ярком свете. Но может нравится ему так. Вот она, костность мышления – раз в клетке, значит, заперт, значит, узник. Этот монтер отправляет меня сюда - упомянув, между прочим, о клетке - вытаскивать раввина. Может быть по его собственной просьбе. А я, сразу поверив в увиденное и сопоставив его с тем, что рассказал раввин, кидаюсь освобождать несчастного от мук. Инициатива, болезненная для моего самолюбия.
Тут мне, как назло, попался на глаза стоявший возле клетки маленький сварочный аппарат с полусожженным электродом. Вот и обьяснение странному запаху! Тут недавно приваривали что-то, наверняка клетку чинили.
Разговаривать с Гарри, после его отповеди, мне совсем не хотелось. Я развернулся и, забыв о запертой монтером двери, пошел к выходу. За моей спиной лязгнула закрывающаяся дверца. Если считать наш предыдущий разговор наймом на работу, то состоявшаяся сейчас беседа похожа на увольнение. Прекрасно, к таким оборотам я привык.
Я поравнялся с лестницей, по-прежнему стоявшей у люка, и бросил взгляд на прибежище раввина-экспериментатора. Прямо в том месте, где конец стремянки уходил в темноту, блестнули очки. Раввин, видимо, не удовлетворился предыдущим сеансом и делал мне какие-то знаки руками, освещенный отблеском горящей в комнате люстры.
Пальцем одной руки он показывал на запястье другой, и я решил, что он опять пытается узнать, который час. Но нет, тут что-то другое. Я подошел поближе. Что толку играть в прятки, если Гарри все равно знает, кто сидит там наверху. Раввин чуть отпрянул от люка, но не переставал жестикулировать. Он скалил зубы, снова показывал на запястье, потом тыкал пальцем в глаза и, при этом потряхивал руками, как бы умоляя понять его.
И через несколько секунд я, кажется, понял, чего он от меня хочет. Круто развернувшись, я пошел назад к клетке. Мне было чуточку неловко, как человеку, у которого украли кошелек в автобусе, а он, глядя на добропорядочные лица вокруг, должен ткнуть пальцем в вора.
Гарри уже лежал в прежней позе, спиной ко мне. Нужно было срочно что-то придумать. Я помедлил. Впрочем, чего уж тут хитрить. Гарии не навинтил гайку на запирающий болт, поэтому я легко открыл дверцу и вошел в клетку. Конечно, это не могло получиться бесшумно.
Такой реакции я совсем не ожидал. Гарри пружинисто вскочил на ноги, как будто был уверен, что я вернусь и ждал этого. И, совершенно выходя из образа лощеного джентельмена, резко схватил меня за отвороты халата.
- А ну, пошел отсюда! Я кому сказал!
Ошеломленный и чуть придушенный, я опустил глаза на его руки. Я правильно понял раввина. На обеих напряженных запястьях, кольцом охватывая их, краснели жуткие свежие шрамы. История становилась если не страшней, то как-то отвратительней. Теперь уж точно надо было выбираться отсюда. Плевать на оскорбленное самолюбие. Только вот как выбираться, когда он держит меня за ворот? Сопротивляться я совсем не мог – говорю же, мне нужно время на подготовку к решительным действиям. К тому же, я так и не понял, что же его так разозлило.
Он не дал посмотреть себе в глаза. А может это просто совпадение. Не знаю. Неожиданным - и тем более сильным - движением он оттолкнул меня. Я вылетел из клетки, больно ударился ногой о порожек и рухнул на пол.
Никогда прежде я не терял сознания. Может? потому, что никогда не стукался со всего маху головой об пол. А может взвинченные усталостью и идиотизмом ситуации нервы не выдержали.