Вот ведь как занятно получается, что я и зажигалку нашел (а сам Мазель не сомневается, что Сэм просто оставил ее уходя, он любил такие эффекты), и сейчас очень помогу Дому в трудный момент. То есть как бы заменю на время Сэма. Впрочем, дело настолько серьезное, что Мазель готов при необходимости заплатить.
Он постучал пальцами по столу и выдержал паузу, давая мне возможность согласиться или отвергнуть столь меркантильное предложение. Но я промолчал. Значит, эта их комиссия выбирала меня как временную замену Сэма. Но почему же именно меня? Я уже хотел было спросить об этом Мазеля, но пауза закончилась и время, отведенное на вопросы, истекло.
- Теперь перейдем к самому главному. К тому, что вам предстоит сделать.
Может показаться, что я бесстрастно внимал тому, что говорил Мазель. На самом же деле, каким бы светским и чарующим тоном он не вещал, я чувствовал, что ко мне пододвигается жесткая и неприятная, как понедельничное утро, реальность. Хотя бы потому, что он так долго и округло распространяется об очевидных и не очень ему самому важных вещах. О Доме, о неприятностях, которые доставляют ему жители подвала во главе с Шутником. И это после его слов о переходе к главному. Я было подумал, что у Мазеля не хватает духу в лоб предложить мне что-то такое... Что-то ужасное? Но потом, перехватив его взгляд, догадался, что он намеренно играет со мной, специально для того, чтобы я перебрал в уме все мыслимые кошмары и почувствовал бы облегчение, услышав, что же все-таки он от меня хочет. Я уже начал терять терпение и раздражаться – не люблю, когда меня считают идиотом.
- ...Ну вот, а раввин – это случайность, поверьте мне. Он довольно давно здесь околачивается, и я уж хотел было его гнать, но потом решил, что он принес в Дом что-то свое... Особенно теперь, с этим своим луком и стрелами, да и с Великим Бизоном... Я не случайно вспомнил о нем. Помните, он ведь вполне всерьез стрелял в меня тогда, в подвале. И в Гарри он тоже мог попасть, вы же видели. Но это как раз и добавляет еще один камешек в фундамент наших реальностей. Конечно, можно было завести крокодилов или пантер... И даже кое-что в этом направлении сделано. Но не вздрагивайте: я быстро сообразил, что по нашей неопытности это зверье всех бы просто съело. Или пришлось бы его перестрелять. Поэтому купленные нами две пантеры, крокодил и пара питонов содержатся в зоопарке. Пока. Но я надеюсь, что не возникнет необходимости выпускать их в Доме. И, отчасти, благодаря вашей помощи.
Он приостановился, посмотрел на меня, решил, что я созрел для лобовой атаки и легко и просто объяснил, что от меня требуется. Ослышаться или неправильно понять его я не мог. Мне предлагалось стать палачом. Настоящим. В самом прямом смысле слова. Фокус тут в том, что хрупкие реальности Дома стали ускользать и рушиться; остались лишь бессмысленные игры для психов и пошлые сексуальные утехи, как у Шутника. Скорее всего именно поэтому Сэм и покинул нас. Мазель же не хочет, да и не может позволить развалиться этому чудесному Дому. И их советом, или как их там, было принято решение устроить смертную казнь. Вернее, сначала были похороны, и затея удалась великолепно, вываленный из гроба покойник даже усилил необходимое впечатление, спасибо. Но... Траурная панихида по умершему своей смертью вызывает не те ощущения и переживания. Оставшиеся, в основном, радуются, что сами живы. Никакой опасности, никакого напряжения воли, так – шекочущий нервы декор. Казнь - дело совсем другое. Это – Живая Смерть. О, об этом можно очень много говорить!
Мазель чуть закатил глаза и убрал руки со стола. Чувствовалось, что он возбужден, хотя не хочет этого показать. Но это не было нездоровым возбуждением садиста. Мне показалось, что он, скорее, представляет себя на месте осужденного, и что за всем этим есть еще что-то, о чем мне, непосвященному, не узнать никогда.
Конечно, продолжал Мазель, можно бы было выбрать на эту роль кого-нибудь из своих, но... Тут масса нюансов. Во-первых, палачу не удастся остаться анонимным: здесь все, так или иначе, знают друг друга. И потом палач - фигура мистическая, незнакомец тут подходит идеально. В этом члены Совета единодушны.
Я остолбенел. Видя мое состояние, Мазель впервые откровенно выказал нервозность – вскочил из-за стола и заходил по кругу.
- Вас наверняка волнует несколько моментов. Первый – это, конечно, будет ли казнь настоящей. Увы, я не могу ответить вам на этот вопрос. Поведение палача во время экзекуции, его... эмоции - вам не сыграть этого, да и никому не сыграть. Но если вам будет легче считать, что казнь – такая же декорация, как многое в этом доме - пожалуста, думайте так. Согласитесь, я ведь мог просто сказать, что казнь - фикция. И вы бы сделали это играючи. Но я не хочу подтасовок. Вы ведь и про похороны думали, что... В общем, как видите – я с вами откровенен настолько, насколько это возможно. И еще одно, может быть вам это поможет, - человек, которого... В общем, осужденный - подумайте над этим! - сам вызвался на эту роль. Сам. И у него, поверьте, есть для этого основания.
- А что если я откажусь?
Выговорить это было нелегко: я просто по-детски боялся этого человека. Который, похоже, действительно не представлял себе, что я могу воспротивиться его воле. Он остановился, повернулся ко мне и вдруг расхохотался. Мне стало еще страшнее.
- Знаете, эта нимфоманка, Джулия, говорила мне, что, судя по тому, как вы выбирались из Дома, и вообще по вашей реакции, вы – распространенный тип труса-авантюриста. Это когда и хочется, и колется. Вот сейчас вы ведь про отказ просто так сказали. Вам же хочется в этом поучаствовать, а? Не поверю, что нет. Представьте: однажды в жизни испытать, что это такое – убить человека. И при этом почти анонимно. Никто, кроме Совета, не узнает, что палач - это вы, ручаюсь! Только если вы сами почему-либо не захотите открыть лицо. Такое тоже может быть, уверен. Но главное – вы избавлены от моральной ответственности. Какой бы то ни было. У вас просто нет выбора. Поверьте мне.
Последнего он мог бы и не говорить - тут я сразу ему поверил. Не знаю, намеревался ли он напугать меня, но как-то неожиданно стало легче. Противное, но волнующее предвкушение отодвинуло во мне все остальные беспомощно барахтающиеся ощущения. Я понял, что Мазель прав: вот сейчас-то и начинается настоящее приключение. Самая нереальная реальность. В то же время, краешком сознания, я понимал, что меня «сделали», «обработали», что Мазель знал, куда нажимать. Но в этом была подлая приятность.
Мазель легко почувствовал мое состояние – вскинул руку, показывая, что говорить ничего не надо, а надо сидеть молча. Я что – зомби? - отстраненно подумал я. - Может быть... Наверное, это приблизительно так и происходит с зомби: сначала - сопротивление чужой воле, потом перелом, а после – полное почти чувственного удовольствия подчинение.
Вышел ли Мазель из кабинета или нет, я не заметил. Показалось только, что за моей спиной кто-то стоит, но обернуться не успел: мне закрыли лицо и на затылок надавил жесткий ремешок. Маска была носатой и, кажется, улыбающейся. Прорези для глаз были небольшими – видимость сузилась. Я ожидал, что сейчас из-за спины покажется Мазель. Но, то ли боясь испортить уже сделанное, то ли именно потому, что все уже сделано, и его участие больше не требуется, Мазель исчез. Я повернул голову, непривычно двигая глазами, и обнаружил стоящую за спиной женщину. На секунду мне показалось, что это Джулия. Но нет. Высокая и очень бледная, она была мало похожа на Джулию. Длинные черные волосы, огромные черные глаза... Я вздрогнул. Там, в подвале, лежа на стекле... Только сейчас на ней был просторный балахон. И все равно воспоминание о каплях крови на этом теле... И ее лицо... Куда уж тут простушке Джулии!
Похоже, она поняла, что я узнал ее. Чуть дрогнули уголки трагических губ. Она шагнула ко мне и плавно стянула с моих плеч халат. Под его тяжестью упали и еле державшиеся штаны. Сознание слегка запаздывало, я еще ничего не успел понять, а она уже достала что-то белое и ловко накинула на меня через голову. Я попал вялыми руками в рукава и сообразил, что это такой же балахон. Я еще успел подумать, что зацепись материя за маску, потребовались бы какие-то суетливые движения и одергивания, а это разбило бы напрочь фантастическое марево, в котором я сейчас плыл. Но, к счастью, ничего такого не произошло. Или я просто не заметил. Я переступил через валявшуюся на полу одежду и пошел за женщиной.