- Говорил ли вам, ребе, ваш Великий Бизон, что мир напоминает куриное яйцо? А добро и зло - это как белок и желток. Пока цела скорлупа – все разумно, все на своих местах. А уроните яйцо на пол... Поэтому на извечный вопрос отвечаю: в начале была скорлупа. Только вот почему это Великий Бизон не озаботился сделать ее толстой, как броня динозавра? Впрочем, может они потому и вымерли, что были слишком толстокожими? Скучно стало Великому Бизону с такими непробиваемыми, совершенно приспособленными для выживания машинами...
Он жалко усмехнулся - что-то мешало ему улыбнуться как обычно - и снова покосился на женщину. А она не обращала на него, да и на нас, никакого внимания. И если бы не зрачки, время от времени короткими быстрыми рывками двигающиеся из стороны в сторону, казалась бы совершенно погруженной в себя. И я понял, что с самого начала насторожило меня, ударило по глазам и нервам. Притворная вольность поз раскинувшегося Шутника и сидящей с поджатыми ногами женщины, да еще фривольное движение длинноволосой головы по белому балахону, не заслоняло удивительной, непонятной напряженности обоих. Руки женщины, как будто плечи ей свело судорогой, прятались под шевелюрой Шутника, а его пальцы, вцепившиеся в чемодан, словно ждали чего-то. Как если бы фотограф попросил этих двоих замереть в неудобных позах на секунду, до вспышки, да так и оставил дожидаться.
- Нет, в самом деле – что могло случиться с самым большим и злобным динозавром? Ел себе потихоньку окружающих, плодился - и все. Скучно. А Великому Бизону нужны были битые яйца. Правда же, ребе?
Шутник чуть дернулся вперед, но тут же захрипел и закашлялся. Потом неожиданно жалобно сказал женщине:
- А я писать очень хочу.
Женщина легко повела плечом, и Шутник снова закашлялся. Раввин, сообразивший все раньше меня, мягко двинулся вперед, обходя женщину слева. Когда светящий со стены фонарь оказался у него за спиной, он присел, как-будто собирался шепнуть что-то ей на ухо, но не дотянулся до нее и застыл, касаясь одной рукой пола.
- У нас славное противостояние. Два одинаково больших динозавра. У нее шнур, у меня чемодан. Она не знает, надо ли меня душить, а я не уверен, следует ли нажимать последнюю кнопку. Вот и лежим. Но самое главное – я не понимаю, чего она все-таки хочет. И я сейчас постыдно описаюсь. Что по этому поводу говорит Бизон? А, ребе?
Раввин грузно опустился задом на пол и потер уставшее колено. И с заговорщичким видом, приглашающе посмотрел на меня. Я еще не догадался, что он собирается делать, но тоже шагнул поближе к ним и сел лицом к смотрящей сейчас перед собой женщине. И почему-то подумал, что если Шутник и действительно не выдержит, то лужа быстро доберется до меня.
- Ваш Марк лежит внизу, - сказал раввин, подавшись к женщине, - сейчас приедет полиция. Совсем скоро они поднимутся сюда, и все будет отвратительно.
Видимо она дернула руками: шнур натянулся, но говорил Шутник довольно беспечно:
- Черт с ним, с Мазелем. А полиция не приедет. Не будьте наивными. Как только Сэм исчез с этим чемоданом, вокруг Дома установили заборчик, пригнали какой-то экскаватор, что ли... Дом на реконструкции. А на стройке бывает шумно, вы знаете. Так что спасать нас никто не придет. По крайней мере, скоро. Только вот знает ли об этом Сэм?
Он хотел сказать что-то еще, но плечи женщины напряглись, она закусила губу, и на шее у нее проступили жилы. Шутник взмахнул руками и заскреб себя по горлу. Чемоданчик соскользнул с его груди и, завалившись на бок, застыл торчком, как полураскрытая книга. Я привстал. И тут раввин, раскинув руки, кинулся было на женщину, но, почти донеся руки до ее плеч, остановился и откачнулся назад. Шутник хрипел все сильнее. Раввин, коротко размахнувшись, сильно ударил женщину кулаком в лицо. Она, как кукла, завалилась на спину, стукнув затылком о пол. Раввин посмотрел на меня и скривился. Извиняясь. Но очень жестко. Я вскочил на ноги. Следующий тяжелый удар достался Шутнику.
Времени на выяснение отношений с раввином у меня не было. Я схватил чемоданчик и, как мог быстро, рванул в темноту. По лестнице уже сильно текла вода. Разбрызгивая ее, я побежал навстречу потоку. Все было очень просто. Нужно добраться до крыши, выбросить проклятый чемоданчик вниз и... не знаю что. Но там - хотя бы реальный мир. И, скорее всего, Сэм и Джулия. При нынешнем раскладе, не самые неприятные соседи.
Снизу, позади меня, раздавался голос раввина. Я не прислушивался к тому, что он кричал, а только остервенело перебирал ногами. Бесконечные лестничные пролеты... Сколько же их может быть? Воды, в какой-то момент, стало меньше, потом пошел сухой мрамор ступенек. Я хорошо чувствовал это босыми ногами. И бежал вверх. Долго бежал.
Даже задыхаясь, даже в отвратительной темноте, убегая от непредсказуемого раввина, я еще сохранил способность немного соображать. От Дома оставалось три этажа. Это по два лестничных марша с площадкой между ними. Совсем немного. Я должен был очень быстро оказаться на шестнадцатом, последнем этаже, а там еще небольшая лесенка и крыша. А я все бегу и бегу. И ребра ступенек сменяются гладкостью площадок. Сколько мне нужно времени, чтобы добраться до крыши? Почему площадок и лестниц больше, чем должно быть? Я спешу со своим чемоданом на недосягаемую крышу. Как отставший от поезда пассажир. Поезд пошел, набрал скорость и ясно уже, что не догнать, но какая-то сила гонит и гонит вперед, туда, где нет перрона, по рельсам... Может быть крыши нет вообще? Но она была, и еще совсем недавно или очень давно я лежал на ней. Тогда где же она?
Я бегу, и это не сон, в который меня мог бы погрузить кулак раввина - это самая реальная на свете реальность. Потому что дыхания почти совсем нет, а руку оттягивает чемодан, время от времени бьющий краем по решетке перил, и еще внизу так и не удаляется рокот раввиновых увещеваний. В этом несчастном Доме было все – трюки, приспособления, почти фантастические постройки и механизмы, но не искривленное пространство! А сейчас этот бесконечный бег наверх... Такого просто не может быть! У меня есть выбор – продолжать, пока еще несут ноги, или остановиться и присесть на ступеньку, дожидаясь раввина. А еще у меня есть чемоданчик. Можно его раскрыть и на ощупь нажать последнюю кнопку. Теперь уж совсем интересно - что будет. Ведь если оставалось три этажа, а я вознесся как минимум на десять, то... Что же будет взрываться?
Я, и в самом деле, опустился на холодный жесткий мрамор - просто больше не было сил. Все, я выдохся. Кто-нибудь скажет мне, где я нахожусь? Может быть раввин, который все ближе и ближе, судя по пыхтенью и неразборчивому бормотанью?
А дальше - снова это «дальше»! - появляется раввин. Конечно мне его не видно, на лестнице по-прежнему темно, но зато хорошо слышно.
- Ты что, - отдышавшись, спрашивает раввин, - зачем убегаешь? Испугался, да? Так ведь она Шутника-то чуть не задушила. А он сдуру мог и нажать что-нибудь. Мог ведь? Я понимаю, ты чемоданчик прихватил, но...
Он и еще что-то произносит, но я не слушаю, а думаю о том, как же это он меня вычислил в этой темноте. Он ведь без фонаря за мной бежал. Просто остановился передо мной, отдышался и заговорил. Не верю я, что у него прибор ночного видения. Неоткуда ему у раввина взяться.
- Где крыша, ребе? – неожиданно спросил я, потому что закралось странное подозрение, - где у этого дома крыша?!
Раввин сбился и замолчал. Я почувствовал, что он напряженно соображает. Но не отвечает. Наверное, ответить нечего. И вообще, кто он такой, этот раввин? Почему появляется неожиданно и там, где что-то происходит? И – то он испуганный еврей, пришедший за деньгами для синагоги, то дурак-индеец, а то - просто псих. Почему он со мной? Что ему надо? Чемоданчик? Ну так сейчас я ему устрою!
- Ты это зачем, - снова возникает раввин из темноты, услышав, как щелкнули замки открываемого мной чемодана, - ты только глупостей не делай, слышишь! Подожди, давай еще поговорим, ты же многое не знаешь. Ты просто ничего не знаешь!
Не знаю. Вот и прекрасно. И теперь уже не узнаю. И почему три этажа вытянулись в бесконечность - не узнаю. Потому что нащупал эту замечательную кнопку. Тут без ошибки – две уже провалены и осталась только одна - выпуклая, гладкая, приятная на ощупь кнопочка. Большим пальцем – так вернее, я ведь еще не знаю, с какой силой ее надо нажимать. Замечательно. Один раз, когда я шел к провалу, раввин остановил меня, но сейчас не получится. Я просто зол, потому что лестница не кончается. И этого достаточно. Все должно кончаться. Абсолютно все. Ну а раз она не кончается сама по себе, то есть отличное средство, оно поможет. И вообще – любопытно, где же грохнет взрыв. В этом доме все возможно!