С другой стороны – если Дом стал существовать сам по себе, если любая фантастическая деталь становится совершенно реальной, то и придуманный лифт вполне готов нести меня туда, куда заблагорассудится.
На всякий случай я помотал головой, но кабина не исчезла. Ну вот, сказал я себе, шагнув внутрь, сейчас мы все и проверим. Невозмутимо поблескивала панель с кнопками, двери закрылись. Лифт ждал. Конечно, никакой логики в моих поступках не было. Только что я бежал и бежал вверх, к Сэму, на крышу, то ли отдавать чемоданчик, то ли просто от страха. А сейчас, увидев эти кнопки с цифрами без всяких пропусков - все этажи на месте! - я почувствовал непреодолимое желание испытать этот лифт, проверить, как далеко распространяется его существование. А что, если я сейчас спущусь вниз, в холл?
Лифт дернулся и стал медленно опускаться. Вот и все. Ничего неожиданного. Сейчас я окажусь внизу, на первом этаже и... Непонятно почему, но мне даже не было любопытно. По мере того, как кабина двигалась все ниже и ниже, меня охватывало трезвое разочарование. Нет никакого выдуманного лифта, а, значит, не было и взрывов, самоубийств и казней. А только что-то вроде тяжелого, укутывающего, как облако, сна, обитающего там, наверху. Выдумал ли я все это или нет - неважно. Я еду вниз, туда, к нормальным людям, к очевидности яркого солнца, при свете которого так хорошо видны хрупкая наивность и нелепость надуманных реальностей.
Но, запутавшись, окончательно потеряв точку отсчета, я поймал себя на мысли, что совершенно не уверен, нет ли у оживленных городских улиц и глубокого голубого неба изнанки с неструганными подпорками и мешковиной. Лифт остановился, двери, как им и положено, разошлись в стороны, и теперь я медлил выходить из кабины. В общем-то я еще могу нажать самую верхнюю кнопку и вознестись обратно к Сэму, к Джулии и к той женщине-статуе... Не веря сам себе, понимая, что совершаю непростительную глупость, я поставил ненужный уже чемоданчик на пол и шагнул наружу.
Да, это был холл. Такой, каким я его запомнил тогда, когда тайком пробирался на крышу. Пусто, прохладно. Солнечный день за стеклянными стенами. Все та же тихая улочка. Ну и что это значит? Да только то, что сутки или двое я - неприкаянный маленький человечек - прослонялся где-то там, во внутренностях Дома, начиненных злыми шутниками, чьи мотивы мне неизвестны, а действия непонятны. И сейчас выберусь на жаркую, невыносимую улицу...
Раздались гулкие шаги; я как-то непроизвольно втянул голову в плечи: когда появится швейцар; неприятный разговор и полувежливое выставление за дверь мне гарантировано. Но тут меня коснулась совершенно не швейцарская, легкая рука. Я обернулся. Джулия, все та же Джулия, смотрела на меня и улыбалась. Не говоря ни слова, она поймала мою ладонь, развернула кверху и торжественно и чуть печально вложила в нее круглый и тяжелый блестящий предмет – знакомую зажигалку.
Менее всего я ожидал встретить Джулию. Если она здесь, со мной, то что-то еще продолжается, Дом существует. Да и зажигалка - вещица из закончившегося сна - увесисто лежала в ладони, подавая зыбкую надежду. Джулия еще секунду поулыбалась, потом развернулась и неестественно быстро оказалась у входных дверей, распахнула половинку - ту самую, ударившую меня когда-то невыразимо давно - и растворилась в ярком солнечном свете улицы. Значит ли это, что меня больше не удерживают? Но меня не держали и раньше! Я сам, иногда делая вид, что покоряюсь обстоятельствам, лез во все приключения. Ну и что, подумал я, многое ли я понял из того, что увидел? А что я должен был понять? Или, движимый неодолимым, непонятным любопытством, должен был, может быть даже заломав руку тому же Сэму, выпытать о Доме все, что только можно? Выяснить в деталях что, зачем и как происходило и происходит вокруг меня, чтобы потом удовлетворенно, разочарованно и сыто протянуть – а-а-а, вот оно как, оказывается... Так, что ли? Да разве кто-нибудь из ненасытных любителей развалиться перед телевизором лезет разбирать его на отдельные детали, а иначе, дескать, и смотреть неинтересно?
Нет, я не собирался ничего выпытывать! И вообще, все очень просто: мне стало нехорошо и страшновато наверху, подвернулся лифт, я спустился вниз. Судя по всему, мне подарили зажигалку. И Дом – вот он, стоит. И Джулия ушла куда-то по поручению Сэма. Все в порядке. Я могу делать все, что хочу, значит, обратно в Дом могу вернуться тоже. Если я сейчас уйду, то потом никогда не прощу себе, что не попробовал вернуться. И не для того, чтобы что-то выяснить. Чтобы знать, что такая возможность у меня есть!
Что-то зазбоило во мне: в этом безмятежном прохладном холле я как бы раздвоился. Я видел себя удаляющимся от Дома по горячей и яркой улице, говорящим себе, что все, хватит, эта история закончена, и зажигалка – подарок на прощание. Как разбалованного ребенка от карусели, я тащил себя за ухо дальше и дальше от Дома, внутренней неведомой мерой определив, в какой момент эта карусель превратит сладкое головокружение в тяжкое. И в то же время, я - этот избалованный ребенок - все еще стоял неподалеку от лифта и упрямо хотел назад. Знакомое ощущение глупости, которую сделаешь сейчас вопреки здравому смыслу и почти вопреки желанию.
- Да, надо бы и домой, - вслух произнес я, негромко и неубедительно.
Потом повернулся к автоматическим дверям. Чемоданчик стоял на том же месте, где я его оставил. И, уже ни о чем не думая, я снова вошел в кабину, помедлил с поднятой рукой над кнопками и нажал самую последнюю, под номером шестнадцать. Послушный лифт повез меня вверх. Ну вот, доеду - и что дальше? Чего я, собственно, хочу?
Лифт неторопливо карабкался вверх, помигивая бегущими огоньками меняющихся цифр. А что, если я сейчас вылезу на каком-нибудь другом этаже? Просто чтобы проверить. Хотя, конечно, и так понятно – никакого взрыва; я ведь спускался в холл, где все было в порядке.
Тут лифт остановился. Ну вот и приехали! Я уже собирался шагнуть наружу, когда заметил, что это совсем не шестнадцатый этаж, как я предполагал. Никакой лестничной площадки не было. Лифт приехал прямо в квартиру, потому что передо мной была типичная передняя с зеркалом и красивой вешалкой. Небольшая, но уютная. Так и есть: на табло горит красненькая шестерка. Значит, кто-то отсюда, с шестого этажа, вызвал лифт. Но прихожая была пуста. Ну что ж, поеду дальше. В этот момент в дальнем конце прихожей появился детина-лифтер. Увидев меня, он радостно и злобно хмыкнул и кинулся к лифту. Он бежал на меня оскалившись, как будто намереваясь смести меня своим телом или уж кулаком, по крайней мере. Даже не успев толком пожалеть о своем возвращении, я отступил в глубь кабины. Прятаться было некуда. Но, оказавшись у распахнутых дверей, он резко затормозил и, тяжело дыша, остановился в проеме. Как будто невидимый барьер отделял его от меня. Выражение его лица было странным: злость пополам с азартом, и что-то вроде жалости, и страх.
- Ну, - произнес он неестественно тихо, почти нежно и осторожно, будто опасаясь уколоться, протянул руку, - подай-ка мне чемоданчик. Я ведь тебя, козла, обыскался уже. Бегаю за блядью по всем лестницам, а ты - вот он, сам приехал. И это хорошо. А теперь дай мне чемодан, только аккуратно, ну!
Он что, совсем идиот, боится этого несчастного чемодана? Даже если кнопки были настоящими, так ведь все три уже нажаты! Правда, про последнюю они могут и не знать. Но, если не сработали две первые, то... Нехорошее, но приятное ощущение власти над этим дураком с его свирепой мордой клюнуло меня. Так, наверное, может быть, когда окруженный оравой пьяных и наглых рыл, уверенных в своей безнаказанности, ощущаешь вдруг в руке приклад автомата. Медленно и с оттяжкой взводится затвор, так, чтобы он эффектно щелкнул в наступившей тишине, а побелевший палец уже на курке, и ствол с высокой мушкой мягко идет слева направо: ну что, взяли, сволочи!
Понимая, что это совершенная глупость и мальчишество, я подхватил чемодан, щелкнул замками и запустил руку вовнутрь. Получалось не так красиво, как с автоматом, но все-таки. Я тебе сейчас покажу козла, ты сейчас мордой вниз ляжешь! Но почему-то лифтер совсем не торопился падать.
- Я тебе сказал – давай сюда чемодан! Что ты в него полез, не соображаешь, что ли?