— Хочешь, поговорим у меня в мастерской?
Получив согласие, веду её туда. Как только мы оказываемся внутри, она обнимает меня, и я держу её, пока она рыдает. Позволяю ей выплакаться. Пусть заговорит тогда, когда будет готова — или пусть просто молчит.
Наконец, она отстраняется от меня, а я наколдовываю ей платок.
— Ну что, лучше?
— Немного. Я кое-что осознала, Гарри. Моя мать на самом деле не любит отца. Она надевает маску и играет — она ведь приложила усилия для того, чтобы окрутить его после Бобатона. Он был самым сильным магом, которого она смогла отыскать. Она ухаживала за ним и вышла замуж на его условиях. Она родила детей только после его карьерного взлета, когда уверилась, что он всегда будет её защищать. Теперь я знаю, почему она всегда заставляла меня быть лучше и сильнее остальных — потому что сама была недостаточно сильна для защиты. Как думаешь, Гарри, ужасно ли смотреть на свою собственную мать и видеть слабость?
О, для подобного вопроса она выбрала совсем не того! Когда из её глаз вот-вот вновь польются слезы, говорю:
— Родители тоже люди. Никто из нас не совершенен. Они делают все, что в их силах.
Банально, но сейчас это всё, что я могу сказать. Надеюсь, этого ей будет достаточно.
— Как всё это трогательно. Ну что, а теперь вы начнете трахаться? Если да, то мне хотелось бы сменить точку обзора на лучшую, — слышится слишком знакомый голос. Оглядываюсь на голема, скрытого в темноте комнаты.
Сортировочная Шляпа выходит на свет.
— Может, тебе и не стоит с кем-то встречаться, ЭйчДжей. Все твои предыдущие попытки заканчивались слезами или серьезными ранами. Возможно, ты проклят.
— Риддл прислал на прием голову магла. Одного из друзей Дадли.
— И всё? — иронизирует та. — Если у этого мешка мантикорьевого дерьма была бы реальная сила, он прислал бы сотню таких или появился бы сам. Вместо этого он присылает одну голову! Сейчас он слаб. Что касается тебя, Делакур, — у тебя проблемы с матерью. Я бы прямо заплакала, если б могла. В истории знали времена, когда вейловские кланы, пытаясь оставаться на плаву, продавали своих метисов и отбросов аристократам по всей Европе. С чего бы ещё Ланселот так страстно желал продаться грелке Артура?
— Я сейчас не в настроении выслушивать лекции, Шляпа. Да и Флёр тоже.
— Когда вы ввалились, я отдыхала и размышляла о своем. Может, я была не в настроении, чтобы меня вот так грубо прерывали. Ты вообще взял на себя труд подумать — или кровь уже слишком сильно прилила к твоему сморчку?
— Хорошо. Мы уходим, Шляпа. — В последнее время я не слишком баловал её своим вниманием. Она что, ревнует к Флёр?
Вытаскиваю девушку в коридор, и она ведёт меня в свою мастерскую. Запираю дверь, она накладывает щит уединения.
— Как ты выдерживаешь эту вещь? — спрашивает она, оглядывая практически пустую комнату.
— Нормально. Она не так уж плохо себя со мной ведет. Полагаю, мы просто застали её не в форме.
— Такое чувство, Гарри, что я ей не нравлюсь, — грациозно присаживается на верстак она.
— То же самое могу сказать о твоей семье. Когда мы встретились в первый раз, тебе ведь было на меня наплевать, — скачком усаживаюсь я рядом с ней.
Она убирает прядь с лица.
— Ты не позволишь мне это забыть, да? Мою мать легко напугать. Мой отец способен ей сопротивляться до определенного предела, но даже в таком случае он потворствует её капризам из страха, что она его бросит. Уверена, это она заставила его пойти к нумерологам.
— Прости, но я не слишком впечатлен вашими нумерологами. Я знал о возвращении с тех пор, как мне было одиннадцать. Не хочешь поговорить о том, что случилось, когда я ушел?
— Я удостоверилась, чтобы она поняла: я не поддамся её требованиям. Сначала она угрожала отказать мне в доступе к семейным фондам, но благодаря успеху в качестве гонщика у меня есть свой достаток. Затем мама поняла, ей нечем мне угрожать. Потом она попыталась меня подкупить: в день выпуска я смогла бы отправиться в кругосветное путешествие или начинать отделывать свой собственный дом.
— Польщен, что ты выбрала меня.
— Не говори так. То, что между нами сейчас… может ведь и не получиться.
— Надо прекращать каркать, пока не накликали беду.
Умолкшая Флёр смотрит на меня.
— Ты прав. Чувствую, мы оба ведем себя слишком осторожно. В конце мама наговорила много неприятного — мне не хотелось бы повторять её слова. Как я уже говорила, я делаю это для себя. Мама умеет — как это называется? Ах да, играть на совести. Для неё это так же просто, как аппарировать. Если разразится война, бедная Габриэль будет заперта в поместье, и ей придется получать частное обучение до тринадцати лет.