Она пристально меня рассматривает, как будто видит впервые, и тихо проговаривает:
– Я верю тебе, Гарри Поттер.
– И что будем делать дальше? – интересуюсь я, ощущая, как её палочка касается ранок на моих руках, исцеляя их. Царящая после битвы пустота заполняется ощущением близости и интимности.
– Мне хочется тебя ненавидеть. Я имею на это полное право.
– Знаю. Но ты не станешь, правда? – в тусклом свете смотрю в глубину её глаз, надеясь найти подтверждение своим словам.
– Нет, ты ведь герой. Даже души мертвых признают этот факт. Именно ты предупредил меня о драконах. Ты был со мной, когда меня расстроила Габриэль. Я могу злиться из-за того твоего шпионажа, но не в состоянии отрицать все то хорошее, что ты для меня сделал.
Улыбаюсь ей:
– Потому что мне далеко не все равно, Флёр, – прямо смотрю я в глаза девушки, поясняя смысл своих слов.
Она удивленно моргает, увидев по моим глазам, что я не лгу, и отводит взгляд.
– Это как-то слишком сложно… – неуверенно говорит она, пытаясь уклониться от обсуждения темы. Нет уж, не выйдет, однако придется действовать аккуратно. Между Джеймсом и Лили было нечто особенное, и это особенное разрушилось в один миг, как тот грот. Если я начну давить на неё, то вспугну как дикую лань, а я сейчас совершенно не в форме, чтобы за ней гоняться.
Нежно, ни с коем случае не прилагая силы, беру её руку в свои.
– Сложно? Нет. Совсем нет, Флёр. Это самое несложное на свете – простое и несомненное. Либо оно есть, либо его нет. По крайней мере, для меня. Я чувствовал это на Рождественском балу, да и ты, думаю, тоже.
Она колеблется, потом опускает взгляд на свою руку в моих ладонях, отводит взгляд и снова возвращает. Вдруг она порывисто придвигается ко мне, заполняя собой весь мир.
Это не тот неистовый поцелуй, как тогда на судне, – это нечто мягкое, робкое и нерешительное. Её губы едва касаются моих, но они сладкие, как мёд, и я нахожу в них утешение.
Напомнив себе, что следует проявить сдержанность, позволяю ей самой задавать темп. В этом нежном петтинге не пытаюсь взять больше, чем она готова дать. За запахом пота, грязи и моей крови различаю её аромат. Запомнив его, пытаюсь навеки запечатлеть в своей памяти. Одна рука поднимается, мягко касается её щеки, и пальцы перебирают растрёпанные пряди её волос.
Флёр расслабляется, и я улавливаю легкий намек на её ауру, легкий сияющий оттенок неосуществленных возможностей. Скорее всего, она даже не понимает, что делает.
Благодарю про себя ту сумасшедшею девочку из Равенкло с её безумной логикой. Она преподала мне интересный урок, который я пытаюсь здесь применить. Я заставляю Флёр «преследовать» меня, тогда как на самом деле всё наоборот – это я загонщик.
Естественно, раненая нога подламывается, и мы валимся на землю. Наши головы стукаются друг о друга, как в плохом комедийном скетче на BBC. Я практически вижу летающих птичек, она вскрикивает, но потом начинает смеяться. Нет, не своим обычным осторожным смехом. А другим, более искренним. Так или иначе, она показывает мне нечто важное – приоткрывает новую грань своей личность, доступную раньше лишь месье Вилорогу.
Принимаю смех как признак, что всё идет хорошо – за исключением, конечно, моей сломанной ноги и других ран. Замораживающее – замечательная вещь, но за этим заклинанием можно не заметить такую штуку, как внутреннее кровотечение.
Снова принимаемся целоваться, но я принимаю решение остановить свои жадные ручки. Практик во мне берет верх, черт бы его побрал. Отстраняюсь.
– Что такое? Я действую слишком быстро? – обеспокоенно спрашивает она. За всеми событиями я как-то забыл: она полагает, что я ещё ребенок.
– Нет, просто заклинание на ноге вот-вот прекратит действовать, причем очень скоро. И тогда мне будет немного больно. Как бы мне ни хотелось остаться и продолжить, надо идти в больничное крыло.
Флёр смущается и помогает мне подняться на ноги, позволив потом воспользоваться её поврежденным целительным амулетом.
– Прости. Меня несколько занесло.
Улыбаюсь, и, пока она помогает мне хромать в направлении замка, говорю:
– Не за что извиняться. Мне нравится это самое «занесло», в переносном смысле, конечно – прошу заметить, что речь не о хромоте.
Моя шутка снова заставляет её засмеяться, а я продолжаю:
– Надеюсь, ты дашь мне шанс исправить впечатление от кошмарного первого свидания.
Она отвечает со смущенной улыбкой:
– Думаю, я не против, хотя отчасти и страшусь того, что ты способен сделать на бис.
Потянувшись правой рукой, беру её обнимающую меня правую руку и, прижав к губам, целую.
– Надеюсь, ты согласишься на укромное местечко, где мы сможем просто потискаться и где нас никто не будет пытаться убить.
Флёр качает головой.
– Ох уж эти англичане. Нормальные поцелуи вы низводите до чего-то, чем занялись бы животные где-нибудь в сарае. Мне никогда этого не понять. Со мной, Гарри Поттер, «тискаться» ты не будешь. Я против этого слова. Мы будем целоваться, и тебе это понравится.
Её условия достаточно резонны – предоставляю ей свободу действий. Полагаю, это не слишком большая цена. Она француженка, да, и у неё есть пара-тройка раздражающих привычек. Что тут сказать? Хотя, полагаю, мне следует пойти дальше и забыть ещё и о слове «трахаться». Не хотелось бы мне выяснять, как она способна отреагировать на это конкретное слово.
========== Глава 21. Следи за своими манерами ==========
– Минуточку, – слышу я голос Поппи за дверью, когда Флёр прижимает палочку к камню-звонку, подающему сигнал в комнате медсестры.
Попытавшись пройти несколько шагов, Флёр сдалась и остаток пути меня просто пролевитировала. Рассматриваю её с выгодной позиции – взгляд упирается прямо ей в задницу – и, ухмыляясь, спрашиваю:
– Можно, я буду рассказывать, как к концу нашего первого свидания ты так покорила меня, что я был не в состоянии стоять на ногах?
– Ты просто невыносим! – за протестом кроется улыбка.
Поппи открывает дверь. Взглянув на меня, она качает головой.
– Что на это раз, Гарри?
– Каменная скамья, – отвечаю я, пока Флёр вносит меня левитацией. Поппи жестом предлагает ей переложить меня на кровать.
– Это последствия встречи со скамьей? – переводит она взгляд на Флёр. – Мне следует проверить его на предмет раны головы?
Моя – теперь уже моя – девушка смеется.
– Я ничего такого не заметила, хотя, думаю, вы вполне можете обнаружить следы множества подобных ран в прошлом.
Поппи хихикает:
– Возможно, вы правы.
– Эй, это совсем не смешно, – возражаю я.
Выгнув бровь, медсестра принимается выправлять мои кости.
– С моей точки зрения – ещё как. Неужто это тролль размахивал скамейкой, как дубинкой?
– Нет, это был полтергейст.
– Пивз?
– Нет, Дух из Дурмштранга.
– Я полагала, ваше пари отменили.
– Кто вам сказал? – ворчу я, в то время как снимают замораживающее.
– Профессор Снейп.
– Ну, вот вам и ответ.
Разъярившаяся Поппи, вызвав эльфа, отправляет того за Макгонагалл. Затем призывает из хранилища несколько флаконов и откупоривает их.
– Может, просто оставить замораживающее? – с надеждой спрашиваю я. Рядом с ней парят не самые вкусные на свете зелья.
– Нет. Пока я не увижу, как ты отреагируешь на первую порцию зелий, ни в коем случае. Потом я наложу его снова.
– А, ну ладно, – давясь, проглатываю содержимое двух флаконов, пока она выливает зелье из третьего прямо на рану.
Флёр сидит рядом, держа меня за руку, пока я пытаюсь переварить мерзкое варево. К моменту прибытия Минервы Поппи уже накладывает мне шину и, к счастью, возвращает чары на ногу. Надо отдать медсестре должное: никто в этом замке не владеет замораживающими чарами так, как она.
Приветствую Макгонагалл:
– Здравствуйте, профессор. Мы скучали без вас на ужине.
Она неплохо воспринимает новости.
– Это случилось с вами на судне Дурмштранга, мистер Поттер?
– Нет, но это сделал их полтергейст. Мы с Флёр были практически на опушке Запретного Леса.