Десятки камер направлены на них, почти перед самым носом маячит квадрокоптер — красная вспышка онлайн-камеры бесит Хлою больше, чем собственная инвалидность. Все вокруг нее смеются, и Прайс пытается сделать это вместе с ними, но кривится от очередной волны боли.
— Мисс Прайс, а что заставило Вас заниматься искусством? — пищит тонкий женский голосок.
Хлоя задумывается: ответить «наркота» или «гребаный дилер, бросивший меня»? Или, может, рассказать о Рейчел, что бесследно пропала несколько лет назад? Или о тех временах, когда она хотела таким образом прокричать: «Мне нужна помощь»?
— Один мой хороший друг, — с трудом выговаривает Хлоя, — мечтал стать фотографом и открыть здесь, на Эмпайр-уэй, свою выставку. Он говорил мне, что я буду присутствовать на всех арт-событиях, познавать искусство и этот его «дивный новый мир». — В полной тишине хриплый голос Хлои заполняет все пространство. — Но прошло десять лет, — она откашливается, прикрыв рот рукой, — и друг стал бывшим, тусовки мне не интересны, как и мир, вертящийся вокруг них. Со мной осталось лишь одно — это место.
Прайс замолкает, но вместе с ней молчит и толпа — кажется, ей нужно как-то закончить.
— Друзья предадут, люди солгут и растопчут, тусовки наскучат, героин больше не вставит так, как в первый раз. Вы потеряете свободу, себя и веру в лучшее. Но искусство станет для вас тем, что заставит испустить первый крик отчаяния. Сначала это будет короткий SOS, потом вы научитесь складывать картины в слова, фотографии — в предложения, скульптуры — в знаки. Искусство позволяет говорить и выражать себя. И вовсе необязательно делать его самому. За вас это могут сделать другие. Главное — не бояться закричать.
Хлоя говорит так тихо, что каждому приходится сделать шаг вперед, чтобы услышать; но когда она заканчивает, то все аплодируют. И если бы Прайс могла, она бы встала и картинно поклонилась, может, даже закурила бы, наплевав на таблички. Это ее галерея. Ее место. Это она сама подсвечена сейчас неоновым светом, это она — лучи прожектора, прожигающие звездное небо, мраморный пол, панельные стены, звуки бегущей волны; это она — произведение искусства за сто тысяч долларов, выставленное на всеобщее обозрение. Того и гляди купят.
Но Прайс не может поклониться или закурить, она не может даже просто встать или пошевелить левой рукой, на которой надеты огромные часы, показывающие сорок минут десятого. Ей надо продержаться еще двадцать минут.
А потом она сможет выйти, улыбнуться — и упасть.
— Босс? — Голос Брук врывается в ее разум осколками разбитого мрамора. — Вопрос еще раз: что ты скажешь по поводу контракта с блэквеллскими фотографами? Планируешь ли большую выставку или остановишься на одном?
Прайс впивается ногтями в ладонь, заставляя себя сосредоточиться.
Второй раз за десять минут на нее смотрят так, будто она сейчас раздаст всем по мешку с деньгами.
— Я никогда не считала академию Блэквелл ярким пятном в своей монохромной жизни. — Неожиданно для себя она говорит это ровно, не задыхаясь и не хрипя. — Многим оттуда нужно взять свои фотоаппараты за триста баксов и выстрелить себе в висок. Хотя с фотиком за такую цену у них не получится это сделать: пусковой затвор просто заклинит нахрен. — Толпа смеется, и Хлоя давится улыбкой. — Но есть и те, кто носит с собой «Полароиды», пленочные «Кодаки», старенькие «Кэноны». Это не делает их хуже или лучше. Это делает их никем, пока они прячутся за своими олдскульными примочками. Но потом, в один прекрасный момент, вы видите их фото. Допустим, пара снимков пейзажей, или семейной пары у озера, или маяка на фоне восходящего солнца. И вам становится насрать, на что, чем и как они снимают. Вы берете фотографию в руки и говорите себе: да, я бы хотел иметь ее в ежедневнике, повесить на стенку в гостиной, запихнуть в портмоне и никогда не расставаться. Вы говорите: да у тебя талант, крошка! А мы говорим: добро пожаловать в STARS GALLERY.
— На данный момент, — подхватывает ее мысль Виктория, — мы планируем заключить несколько контрактов с академией. Возможно, некоторые работы даже будут присутствовать на выставке, такие как…
Ребра взрываются болью, и Хлоя проваливается в бездну. Она слышит, как трещат косточки пальцев, пытается их разогнуть, но чертова ручка, кажется, приклеена к ее руке. Прайс пытается встать, но тело ее не слушается; она будто дышит сквозь свинец, и каждый вдох отзывается ножом в груди.
— Хлоя? — Обеспокоенный голос Брук доносится до нее сквозь пелену боли.
Раздается треск пластика, и у мира вокруг нее будто выключается звук. Прайс сжимает зубы так, что они вот-вот раскрошатся, подносит руку к волосам и впивается в кожу головы ногтями. Кажется, это движение отбирает у нее последние силы; двигать рукой она больше не может, дышать и говорить — тоже. Из сухих губ сукровицей падает и тут же исчезает на черной ткани рубашки капля крови; вокруг груди влажно и горячо, и Хлоя укутывается в металлический запах, позволяя себе отключиться. Ее внутренние часы добивают прощальный удар — и застывают на месте.
Последнее, что она видит — лицо Макс, с ужасом смотрящее на нее.
Комментарий к VII.
Мои замечательные читатели! Ваши комментарии и оценки придают мне сил и вдохновляют меня, заполняя желанием не тянуть с главами. Я люблю каждого из вас. Спасибо за отзывы и комментарии!
========== VIII. ==========
I.
в параллельной вселенной я — просто цветастый риф,
я лежу под водой, и на теле моём — печать,
ты учил меня прямо, искренне говорить —
научи молчать.
Макс стоит в первых рядах, но Хлоя ее не замечает, как и не замечают сидящие рядом с ней люди. Макс вообще никто не замечает: она спряталась за огромным фотоаппаратом, скрылась за объективом, растворилась в матрице этого мира.
«Вы все еще у меня работаете, Колфилд, — говорит ей главный редактор «A-magazine» мистер Майлс утром по телефону. — Сделайте пару снимков и уходите, не валяйте дурака, это просто сводка новостей. Я же не прошу Вас взять эксклюзивное интервью у этой Прайс?»
И Макс, чертыхаясь, идет заряжать камеру, достает свой самый лучший объектив, проверяет слаженный механизм в тысячный раз, пишет смс-ки Кейт: «Я не смогу, я не хочу, но я должна там быть», получает в ответ теплое «Может, поговорите после?» — и решает, что после конференции непременно поймает Хлою.
Просто чтобы увидеть, думает Макс.
«A-magazine» проходит аккредитацию для СМИ в самый последний момент, и Макс даже не знает, ко скольки ей точно подходить, поэтому опаздывает на добрых полчаса. Когда она приходит, то все лучшие места уже заняты теми, кто стоял полуторачасовую очередь или подавал заявку неделю назад.
«Это явно не мой день», — пишет она Кейт, но та молчит в ответ; Макс пытается представить ее улыбку и утешающие объятия, но легче не становится.
Без пяти восемь кому-то из фотографов у сцены не стоится на месте, и Макс проскальзывает в первый ряд. И пусть она сбоку, лучше так, чем совсем позади всех.
В галерее шумно; яркая надпись STARS GALLERY by CHLOE PRICE горит холодным белым светом, прожектора, испугавшие Макс поначалу, перестают мозолить глаза — все внимание приковывают пять человек, негромко переговаривающихся между собой.
Макс поднимает взгляд и видит двоих человек, облокотившихся на перила: девушку с ноутбуком и мужчину в белом халате. «Хорошо, что здесь есть врач, — думает она. — В такой духоте можно умереть».
Умереть ей действительно хочется: шея ноет от тяжелой камеры, ноги затекли от неудобной позы, от тяжелого воздуха становится нечем дышать; вокруг нее больше сотни человек — с фотоаппаратами, микрофонами, осветительными приборами, — и все они говорят друг с другом. Макс краем глаза подмечает ярко-алые бейджики фотографов VOGUE у сцены и оранжевые — операторов телеканала WORLD OF ARTS, стоящих рядом с ней. Значит, она не так уж и далеко от представителей галереи. Не так уж и далеко от Хлои.