Здесь, в этом месте, Прайс не чувствует течения времени; здесь оно застывает, превращаясь в огненное желе, приторную патоку, вобравшую ее в себя. Когда она приехала сюда? Ни одного поезда не пронеслось мимо за все ее время здесь.
Ничего нет, повторяет себе Хлоя, разрывая фотографии. Ничего не было, говорит она себе, сжигая глянцевую бумагу. И никогда больше ничего не будет, кричит Прайс в пустое небо.
Я отрицаю свои вторые пятьдесят процентов, думает она, кладя кислоту под язык и закрывая глаза, с ногами забираясь на сиденье. Мир вокруг наполняется красками, но Хлоя не может видеть этого. Кто-то там, наверху, сжалился над ней и позволил упасть в темноту снов, забыв поставить невидимые звонки пробуждений.
*
Хлоя просыпается слишком рано — голова гудит, во рту сухо, беспощадный тремор заставляет тело выломаться в судороге. Кровавые лучи разливаются по небу акварельными всполохами; ей нестерпимо хочется выпить крепленого рома или дешевого виски. Сколько прошло времени? Злясь и ругая себя, Хлоя выворачивает руль до упора и заводит машину. К шести она должна была быть у Джастина на вечеринке, а сейчас уже около семи, и желание гнать пикап напрочь отсутствует в ее воспаленной голове.
Открывая дверь дома, Хлоя готовится к буре; сейчас бы упасть и умереть, думает она. Провалиться сквозь чертову землю к херам.
Гнев родных обрушивается беспощадной лавиной, кусками скал, раскаленной лавой. Ты ужасная дочь, причитает Джойс. Ты отвратный солдат, в такт ей твердит Дэвид. Ты расстроила мать, ты не сдержала слов, ты пропала, телефон абонента выключен.
Хлоя срывается на «и лучше бы тебя вообще не было», бежит наверх и кидает вещи в большую спортивную сумку. Три пары джинсов, с десяток футболок, запасные кеды и — неожиданно! — теплое серое пальто, бережно сложенное в плотный полиэтилен. Несессер, всегда готовый к поездке, собран еще со времен мечтаний о Лос-Анджелесе; кричащий ярко-зеленый чехол для документов — паспорт, права, страховка; заветный портмоне — MDMA, марки, травка, восемьдесят долларов в мелкой валюте, талон на целых двадцать литров бесплатного бензина и адрес.
Адрес, написанный кривым детским почерком на клочке грязно-оранжевой бумаги, уже порядком выцветшей, но все еще хранящий воспоминания.
Макс пишет, высунув язык и болтая ногами в воздухе: 94 Empyrean Way. Показывает точку на карте, говорит:
— Вот здесь будет моя фотовыставка. Видишь? Рядом с кафе Мо, не так уж и далеко от универмага, на пересечении с Авеню Звезд. Там будет моя галерея, — повторяет Макс, мечтательно закрыв глаза. — И ты будешь рядом со мной на всех открытиях. Веришь мне, Хлоя?
Настоящая Хлоя плачет, запихивая вещи комками, не разбирая и не раскладывая их. Злобно огрызается на все вопросы матери, дерзит отчиму, отмечает, что он и через сотню лет будет редкостным мудаком, машет на прощание им обоим рукой и запрыгивает на сиденье своего пикапа. Мотор ревет, ревет и Джойс, понимая, что это конец, ревет и Хлоя — ей непередаваемо страшно, невыносимо больно и до колик смешно от своего решения. И лишь Дэвид желает ей никогда не возвращаться и не беспокоить их больше, не трепать нервы, не появляться на пороге пьяной и обдолбанной. Да, говорит, люблю тебя, но не сейчас. Как это вообще возможно, думает Хлоя, любить, но не сейчас? И если не сейчас, то когда?
Она вдруг открывает окно нараспашку и кричит, вдыхая ночной воздух.
К черту этот Портленд.
Она едет в Лос-Анджелес.
========== II. ==========
просто вывезет бесконечный
трип.
вывезет полубезумный
трёп.
ты меня видишь?
смотри,
смотри,
потому что скоро меня
сотрёт.
— Мисс Прайс, мы готовы открываться.
— Просто Хлоя, — раздраженно поправляет она и взмахивает длинным тонким карандашом, словно дирижерской палочкой. — Открываемся через пять минут. И благослови нас, черт бы его побрал, Господь.
Хлоя не спеша спускается по прозрачной лестнице, оглядывая свое детище: построенное с нуля, чуть было не погребенное под десятками кредитов и ссуд, сверкающее и прекрасное, как в ее подростковых мечтах — труд пяти последних лет. Три этажа чистого искусства и авангарда: подсвеченные белоснежные панели с огромными голубыми окнами, изломанные линии потолка, металлические светильники-шары, искусственные водопады и огромный фонтан посередине: вокруг своей оси вращается сияющая планета, освещенная тысячей лампочек-звезд, таких крошечных, что даже не видно проводов, на которые они крепятся.
Хлоя смотрит на большую стойку у входа, на буквы «STARS by Chloe Price» над ней и улыбается. Тепло заполняет ее грудную клетку, энергия невидимыми искрами скользит к кончикам пальцев, и она чувствует, что живет. Глубокий вдох, последний взгляд на идеально чистый пол — и она готова.
Хлоя подает знак музыкантам — сегодня у них вечер живой музыки, — и галерея наполняется звуками.
Двери распахиваются, впуская прохладный вечерний воздух. Повсюду начинают слышаться смех и одобрительные возгласы.
Ночь будет долгой, думает Хлоя и берет с подноса официанта тонкий высокий бокал.
— Как тебе шампанское? Мамино любимое.
— Кислятина редкостная, — кривится Прайс. — Но им нравится, вон как расходится. Почему Джастин до сих пор зовет меня мисс Прайс? Может, ему и тебя называть «мисс-Чейз-не-против-ночи-вместе»?
Виктория улыбается: винная помада подчеркивает аристократическую бледность и впалые щеки, металлического оттенка стрелки на глазах — в тон ремню, обернутому вокруг талии. Свободное серое платье, острые лодочки, идеальный маникюр и эта суперкороткая модная стрижка с косой челкой. Чейз меняется вместе с миром вокруг себя, плывет на волнах моды, ловит волну современных искусств и держит это огромное здание в своих крошечных кулачках.
Четыре года назад Хлоя, сидевшая за тогда еще большим и неудобным компьютером, отправляла запросы о помощи всем, чей e-mail был в ее электронной книжке. Виктория, Нейтан, Джастин, Кейт, Тревор, Дана, Алисса, Логан, Сара, Майки… Студенты академии, бывшие (и настоящие) наркоманы, заблудшие души, случайные знакомые, бывшие лучшие друзья (Рейчел и Макс она внесла в черный список очень давно). Двадцать четвертого декабря, под Рождество, сигнал SOS был разослан ста двадцати людям. Половина его проигнорировала, четверть отказала, а вот оставшиеся…
Виктория стала первой, кто ответил своим лаконичным и неожиданным «да». Найдя ее страничку в интернете, Хлоя ухмыльнулась: Чейз так и осталась в тени своих родителей, не найдя себе лучшего места. Но у нее был сайт с собственными фотоработами, несколько сотен подписчиков и популярность от бога, сыгравшая Хлое на руку. Чтобы вытащить девушку в Лос-Анджелес, Прайс пришлось наступить на горло собственной гордости и пообещать ей свою личную выставку в будущей галерее. Если та, конечно, вообще будет построена, ехидно добавила тогда Чейз.
Через три с половиной года Виктория заняла достаточно большой участок в их галерее под свои проекты и стала участницей крупных выставок. Она моталась в Нью-Йорк, Москву и Париж, фотографировалась со знаменитостями и пиарила галерею так, как никто бы не смог. Касаясь тонкими пальчиками рукава той или иной жертвы, она томно вздыхала и произносила свое коронное:
— Ах, мне бы так хотелось иметь это в нашей с подругой галерее в Лос-Анджелесе!
Через час после этой фразы Хлоя ловила смс-оповещения: «На Ваш счет поступили средства».
Иногда Хлоя ездила с ней, но все чаще предпочитала оставаться дома: работа не отпускала ее надолго, от недосыпа перелеты давались с трудом, от такого количества людей и камер сильно болела голова. Основатель галереи и автор фоторабот — разные должности, говорила Хлоя в очередном интервью.
— Мы предпочитаем яркий, выбивающийся из рамок стиль, — четко отбивала Прайс. — Мы хотим расширить границы искусства, показать, что за чертой есть что-то, что реально разглядеть. Мы готовы открыть двери для каждого, кто согласен помочь нам это сделать. И абсолютно не важно, сколько у автора фолловеров в Twitter или подписчиков в Facebook. Мы готовы рискнуть, чтобы добиться всего и сразу. Таков наш принцип.