Переводит взгляд на чехол, висящий у нее в шкафу.
«Я буду очень тебя ждать».
*
В два часа пополудни Хлоя паркует свой «Туарег» за пару кварталов от галереи, натягивает темно-синюю шапку и, фыркая, по-мужски закуривает.
До арт-центра она топает пешком, ругая себя за то, что давно забросила пешие прогулки: уже через несколько минут ходьбы Хлое становится тяжело дышать.
Хлоя выглядит сильно младше своих лет и думает, как ее вообще не остановили, попросив предъявить права. Впрочем, сейчас это неважно.
На открытии арт-центра нет никакого кипиша, либо же Хлоя приходит слишком рано и основная часть еще впереди; но арт-центр работает — по крайней мере, Хлоя может открыть тяжелую дверь и войти внутрь.
Все совершенно не так, как она себе представляет.
Все намного хуже.
То, что Колфилд пытается переделать под стиль «лофт», совершенно не вяжется с пейзажами и портретами на стенах; пол скрипит, местами прикрытый декоративными ковриками, но Хлоя, сканируя их наметанным глазом, сразу понимает, что именно там глубокие выщербины; да, фоторабот много — больше сотни, наверное, только в нижнем зале, но все они разбросаны хаотично, без определенной системы; Хлоя не видит никаких опознавательных знаков, кроме бумажки с именем автора и названием. Либо Колфилд не будет продавать эти работы, либо же решила не быть торговкой на рынке и не писать цену сразу же, а выставить на торги.
Окна зашторены бумажными жалюзи, но уюта это не создает, скорее, наоборот — Хлое кажется, что она в офисе и вот-вот ее вызовет к себе босс с вопросом: «А где же финансовый отчет за прошлый год?».
Хлоя не поднимается на второй этаж — слишком неловко она себя чувствует из-за того, что кроме нее и еще пары молодых людей, разглядывающих несколько черно-белых снимков в другом конце зала, здесь никого нет.
Она даже сверяется с ежедневником в заплечной сумке — а точно ли сегодня у арт-центра запланировано открытие?
Все вокруг выглядит очень сыро и холодно. И, хоть в арт-центре и чисто, Прайс бы не удивилась, увидев горы строительного мусора посередине зала.
Прайс еще немного бродит по залу в поисках чего-то интересного. Блэквеллских фотографов здесь действительно много — она замечает, наверное, больше десяти имен; Хлоя натыкается и на имя Кейт Марш — ее серые снимки висят в самом конце выставки, и на одну-единственную работу Дьякери — сербского фотографа, работающего в горячих точках.
«Виктория боится, что они нас обгонят, — хмыкает Прайс. — Да тут вся галерея стоит меньше, чем одна работа Прескотта».
Хлоя уже хочет развернуться и пойти к выходу — в любом случае здесь ей больше делать нечего, а бегать за Макс в ее планы не входит, но вдруг знакомый голос окликает ее:
— Хлоя?
Макс сбегает к ней, стуча каблуками по лестнице.
Макс пристально разглядывает Хлою: огромная белая майка без рукавов, широкие джинсы в стиле 80-х, кожаные ботинки. И куда же пропала мисс Хлоя Прайс, хозяйка одной из самых крупных галерей искусств в LA? Ее не найти под ворохом принтов, не сплести из витиеватых узоров татуировки, не разглядеть из-за массивной кожаной куртки. Макс теряется на пару секунд, но потом собирается и берет себя в руки.
— Привет!
— Хей, Макс, — кивает ей Хлоя. — Или мне называть Вас «мисс Колфилд»?
— Просто Макс, — улыбается Колфилд. — Ну, как тебе?
— М-м-м, — мычит Прайс в ответ. — Очень странно, — честно отвечает она. — Я рано?
Хлоя разглядывает тонкую фигурку Макс в легком хлопковом платье, задерживает взгляд на груди и шее, смотрит на кремовые губы: Макс сегодня выглядит на свой статус, но не возраст; Прайс думает, что ей все еще пятнадцать.
— До открытия еще три часа, мы работаем в штатном режиме, — отвечает Макс. Хлоя видит, что ей тоже немного неловко. — Но я знаю, что у тебя сегодня выставка, поэтому я ждала тебя раньше или позже.
— Позже уже вряд ли, — фыркает Прайс. — Дай бог закончить к утру. — Она смеется.
И если STARS поглощает звуки панельными стенами, то арт-центр дает им колоссальное эхо; смех Хлои подхватывается порывом ветра из-за двери, оставленной уходящими посетителями открытой — и разносится по всему залу.
Арт-центр мисс Колфилд впервые за несколько недель оживает под градом звуков.
— Каково это? — помолчав, спрашивает ее Макс. — Быть вот такой?
— А? — Хлоя поднимает бровь. — Какой — такой?
— Крутой, — уточняет Колфилд. И краснеет.
Хлоя смотрит на нее, как на идиотку. Они не виделись десять лет, и все, что Макс спрашивает у нее, оставшись наедине — каково это, быть Хлоей Прайс? Она серьезно?
Хлоя поднимает глаза к потолку.
— Заебись, — отвечает она.
Макс улыбается:
— Я рада, что ты пришла.
Кажется, это звучит искренне, думает Хлоя.
— Я рада, что мне не понадобилось объяснять прессе, зачем я у тебя на выставке, — отвечает Прайс. — Ну, вместо своей.
Макс показывает пальцем на диван, стоящий в закоулке недалеко от входа. Хлоя кивает в ответ на молчаливый вопрос, и они вместе садятся на него: Макс закидывает ногу на ногу, Хлоя просто вытягивает их перед собой и пытается расслабиться.
— Мы сегодня до восьми, — говорит Колфилд.
— А мы только в шесть начинаем, — кривится Прайс.
Как нелепо, думает Хлоя, сидеть и вот так обсуждать планы на вечер: у меня, мол, открытие выставки, а у меня вот тут открытие галереи…
— Ты никогда не любила искусство, — осторожно замечает Макс.
— Это стало моим хитиновым покровом, — отвечает Прайс. — Без образования далеко не уедешь, Макс. Как и без денег.
— Ты рядом с потрясающими людьми, — говорит Колфилд.
— Это они рядом со мной.
— Тогда им повезло.
Это так просто: они сидят на неудобном низком диванчике и болтают, будто старые друзья, встретившиеся после нескольких лет вынужденной разлуки; мимо них проходят редкие посетители, тихо переговариваясь или делая фотографии на фоне особо красивых работ; в арт-центре играет инди-музыка, мешая повиснуть неловкой тишине; Макс извиняется и отходит ответить на звонок, а после возвращается с двумя чашками кофе в картонных стаканчиках.
Хлоя делает глоток, и сладкоежка внутри нее урчит: сиропа больше, чем самого напитка!
— Я помню, что ты любишь сладкое, — улыбается Макс.
— Не только его. После похмелья в баре я сожрала штук двадцать сэндвичей, — говорит Хлоя.
После бара.
Десять дней бешеного ритма не дали Прайс ни минуты на то, чтобы подумать над этим, а когда она все-таки могла себе позволить заняться самокопанием, в центре самой себя у нее была не Макс, а Рейчел.
Да она вообще забыла о том, что сделала. Подумаешь, поцелуй, экстренно начала убеждать себя Хлоя, пытаясь не выдать волнения. С кем только она не целовалась. И понимает: так — нет, не целовалась, не могла взять и просто впиться в чьи-то губы своими; она не нежная натура, но и не…
Не Рейчел, спящая со всеми, с кем нужно.
Хлоя щелкает пальцами в воздухе: нельзя думать об этом. Внутри нее захлопывается черная коробка с подписью «Эмбер».
— Хлоя? — Макс удивленно смотрит на нее. — Ты чего?
— Упс, — извиняется Прайс. — Задумалась.
К ним подходит какая-то девушка, подзывает к себе Макс, и та кивает ей.
— Мы можем пройти в мой кабинет? — говорит она, подойдя к Хлое. — Мы сейчас закроемся на клининг.
— Клининг тебя не спасет, — бурчит Прайс, поднимаясь. — Здесь нужно сносить здание и строить заново.
В отличие от Хлои, забравшейся повыше, Макс устроила свою каморку на первом этаже: это небольшая комната с рабочим столом, окном с серыми шторами и несколькими мягкими креслами-мешками; Хлоя с радостным криком плюхается в одно из них.
— Ты прощена, — объявляет она Колфилд.
— За что?!
— Ты задаешь королю слишком много вопросов, — чинно отвечает Прайс.
Странно, но напряжение спадает: здесь, в кабинете Макс, атмосфера не такая заряженная, как в самих залах. Хлое становится легче дышать, когда Колфилд опускается прямо на пол рядом с ней; короткое платье едва прикрывает колени, и Прайс делает над собой усилие, чтобы не пялиться слишком очевидно.