Они говорят еще час: Макс рассказывает о своем арт-центре, хвастается «Хассельбладом», показывает Хлое фотографии, делится частицами своей жизни; говорит о маленькой комнате на окраине города, о трудностях работы в журналах, называет сотни незнакомых Хлое имен и названий, достает фотоаппарат, хвастается новым объективом и — ВСПЫШКА — делает снимок Хлои. Прайс отшучивается, Макс смеется в ответ, а потом вдруг резко становится серьезной, набирает в грудь воздуха и выпаливает:
— Зачем ты поцеловала меня?
Вот же блять, думает Хлоя, зачем ты все портишь, чертова Колфилд?
Макс смотрит на нее, ожидая ответа.
— Тот парень, что был с тобой, — Хлоя пытается подобрать слова правильно, — он…
— Он друг, который в шестнадцатый раз за много лет знакомства сделал мне предложение встречаться, — быстро отвечает Макс. — Я отказала.
— Я видела, — хмыкает Прайс. — Правда, я сногсшибательна в поцелуях?
— Хлоя Прайс! — Макс краснеет до кончиков ушей. — Это было не из-за тебя!
— Да ну? А из-за чего тогда?
— Просто… Я… Он… — Макс задыхается в собственных словах.
Хлоя отмахивается от этого, как отмахиваются от назойливой мухи, беспрерывно жужжащей вокруг.
— Перестань оправдываться.
Макс замолкает.
— Мне все равно. — Прайс поправляет волосы, одергивает футболку и сдерживает дрожь в пальцах. — Мы были пьяны и давно не виделись. Просто забудь об этом.
— Но я не могу об этом забыть! Нельзя не видеть человека несколько лет, а потом просто взять и поцеловать его!
Хлоя уже где-то это слышала, она уверена в этом. Роется в памяти, выуживает фото-картинку: она и Рейчел у нее в кабинете. Нельзя пропасть на семь лет, а потом вернуться, ничего не объяснив. Хлою укалывает жалость к Макс, и она ругает себя за подобные слова; если так подумать, то чем она лучше Эмбер?
В выжженной солнцем пустыне внутри нее идет кислотный дождь; его вкус Хлоя чувствует у себя во рту.
Каждое действие будет иметь последствия.
Эмбер сломала ее саму, но Прайс настолько привыкла не думать о том, что внутри нее, что просто не придала этому значения. Именно это и спасло ее. Это и Брук, вовремя оказавшаяся рядом.
А что спасет Колфилд? Что успокоит бушующее море? Что послужит светом маяка для ее заблудших кораблей?
Но Хлоя не может взять на себя за это ответственность; она не спасательный круг, не прожектор в ночной темноте, не личный психиатр. Она просто человек, и все, что она может — это только сказать что-то утешающее, что-то вроде…
— Макс, прстзбйхр.
Да, именно это я и хотела сказать, ругает себя Хлоя. Молодец, мисс Прайс, Вы, как всегда, на высоте. А слова-то как подобрали — душевно, цепляюще…
— Что? — переспрашивает Макс.
Спасибо, Колфилд, что твоя тупизна не дает тебе осмыслить то, что я сказала.
— Я бы хотела видеть тебя чаще. — Макс не дожидается ответа Хлои. — Я бы хотела провести с тобой еще время, Хлоя. Если это… возможно. Если у тебя есть на это время. И желание.
Колфилд путается в словах, но Прайс знает, что каждое из них теперь для нее — на вес золота.
Нельзя позволить себе стать Рейчел Эмбер.
Каждое действие имеет причину.
Каждое действие имеет последствия.
Тонкая фигурка мисс Колфилд в летнем платье этой холодной осенью. Полевые цветы в больнице. Пьяный поцелуй в баре. «Я буду тебя очень ждать». Неужели каждое из этих действий имеет последствие?
Неужели она уже выстелила себе дорогу в пропасть?
Если однажды ты упустила возможность, а теперь она вдруг снова подворачивается, ты ей воспользуешься?..
Хлое пора возвращаться в галерею; она встает с кресла-мешка и вдруг чувствует острую боль в груди, выбивающую почву у нее из-под ног.
Она делает шаг назад, неловко машет руками в воздухе, ловит ртом воздух.
— Хлоя? Ты в порядке? — Макс берет ее руки в свои. — Ты вся ледяная.
Прайс тяжело дышит, но кивает.
Макс вызывается проводить ее до выхода, Хлоя не спорит — ей все еще трудно делать вдохи.
Уже у самого выхода Хлоя застывает; и если раньше она могла хотя бы дышать, то сейчас она не может ничего.
Она смотрит на единственную фотографию во всю картонную перегородку: ворох русых волос, мокрая майка, нитки-браслеты на запястье и закатное солнце — и не понимает, как она сразу не увидела.
Ее фотография, сделанная Макс много лет назад, носит название «Inception» и висит на самом видном месте.
Хлоя не может оторвать от самой себя взгляд.
У нее внутри вдребезги рассыпается серебряное зеркало, плавится под палящим солнцем и уходит под землю, оставляя за собой раскаленные дыры.
А потом на всю ненавистную ей пустыню обрушивается море.
Кажется, Макс сейчас спрашивает, нравится ли ей, и благодарит за теплые воспоминания.
Хлоя все еще стоит, не в силах даже просто пошевелиться, а потом, не раздумывая, наклоняется и целует Макс.
Снова.
И снова.
И снова.
И никаких искр между ними.
Никакого тока.
Электричества.
Бабочек в животе.
Только бесконечное бушующее море.
Комментарий к XII.
Спасибо всем, кто оставляет комментарии, жмет все кнопочки и читает!
Это очень важно для меня - волны вдохновения, что Вы мне дарите, не позволяют мне остановиться ни на секунду.
А, еще в моем word`е накопилась тьма пропущенных сцен. Среди них - отрывки прошлого каждого из команды Хлои, несколько зарисовок с Макс, пара слов о Рейчел и - о да! - одна NC-сцена.
Очень бы хотелось знать, стоит ли выкладывать их после эпилога отдельной главой? Буду рада услышать ваше мнение.
Люблю вас!
Инсайд.
========== XIII. ==========
Сколько б ни шёл ты, будет всё тоньше край,
здесь на двоих — только вера и пара слов.
Я не воюю на стороне добра —
но для тебя, быть может, сражусь со злом.
Хлоя разглядывает себя в зеркало, поправляет заправленную в джинсы рубашку и надевает черную шляпу-хомбург — последний, завершающий элемент образа.
Виктория стоит в дверях и подкрашивает губы нежно-розовой помадой. Сегодня она бросает вызов красоте окружающего мира — темно-серое платье в пол с открытой спиной, высокие шпильки, идеально уложенные волосы и нюдовый макияж; без яркой помады лицо Чейз смотрится моложе и невиннее.
— Брук, помоги с платьем. — Она подхватывает крошечную сумочку со столика. — Плохо застегнула.
— Не ной, — отвечает ей Скотт, наклоняясь, чтобы поправить крошечную застежку.
Если Хлоя сейчас — выдержанный Чикаго, то Брук — искрящийся Бродвей: блестящие подтяжки на белоснежную рубашку, прямые брюки со стрелками и ботинки с лаковыми носками; никакого планшета или ноутбука, сегодня Брук — не просто главный инженер, она такой же организатор выставки, как и все они.
Тревор и Джастин уже внизу, но Хлоя видела их мельком после того, как те сменили рабочие футболки на парадные костюмы в полоску. Правда, полоску Тревора Хлоя тут же назвала героиновой: главным элементом его костюма был розовый пиджак в ярко-зеленых ананасах.
Брук берет Хлою за руку и тянет за собой к лестнице.
На миг Прайс слепит свет софитов, направленный ей прямо в лицо, но потом она понимает: это не софиты, это вспышки камер, снимающих их со всех сторон. В самом низу лестницы, в оживленной и сумасшедшей толпе, Джастин и Тревор уже дают первые интервью — Прайс слышит их смех и громкие голоса, пытающиеся перекричать толпу.
Народ волнами прибывает; Хлоя знает, что жесткий фейс-контроль все равно не помог — по крайней мере, галерея потихоньку заполняется колоссальным количеством людей. Сколько из них стоят снаружи, ожидая звездных гостей, Прайс не знает.
— Пять тысяч человек, — шепчет ей Брук, словно прочитав мысли. — И это только снаружи.
— Не влезут, — говорит Хлоя, улыбаясь в камеру.
— У меня все влезет. — Брук приобнимает ее за талию.
Хлоя вздрагивает, но поддается; не отталкивать же Скотт перед всеми?