— Иди, умойся, — цедит сквозь зубы Хлоя. — И не говори больше об этом тут.
Прайс прислоняется к стене; прохлада панелей холодит спину через рубашку; она чувствует себя растерянной и почему-то обманутой. Можно же было решить мирно, думает Хлоя. И понимает: нет, нельзя. Не тот случай, не те условия, не та подготовка; либо все, либо ничего. Совесть длинными когтями скребет ее изнутри; и Хлоя хватает еще один бокал со стола.
В висках стучит: галерея, галерея, га-ле-ре-я.
Галерея.
Виктория, бегающая распечатывать договоры в печатный центр неподалеку от них; Брук, копающаяся в единственном компьютере, в рабочем комбинезоне и вся в проводах; Джастин, не отрывающийся от телефона ни на секунду, постоянно доказывающий и убеждающий, что их площадка будет лучше, чем другие; Тревор с воспаленными глазами — бессонные ночи над документами не проходят бесследно; Тесс, развешивающая рекламы на улицах, и Хлоя.
Хлоя, чье имя украшает само здание; Хлоя с ворохом денежных кредитов; Хлоя, вернувшаяся из клиники с чистыми венами; Хлоя, нашедшая замену наркотику — бесконечную работу над STARS.
Прайс мотает воспоминания чуть ближе, вспоминает рассерженную Викторию, ругающуюся с Тревором, битые окна, восемнадцать сворованных картин, расписанные граффити стены и жалкие попытки не наступать на те же грабли, что и в прошлом.
Прайс помнит Стеллу: длинные волосы, фиолетовый строгий костюм, оправа в тон кирпичной помаде и тонкий, но прочный черный шарф, оставивший глубокие раны у нее на запястьях.
Она тогда так и не выбралась, вспоминает Хлоя. Так и не смогла, так и боролась, только она и ее ломка, она и ее зависимость, она и ее чертовы наркотики. Губы в кровь, головой об батарею, очнуться — и снова визжать, как свинья на убое; кататься по грязному полу, не имея возможности встать, и бить ногами в железную дверь.
Хлоя никогда не забудет, каково это — выйти и снова сорваться, не сможет себя простить, не сможет доказать самой себе, что она сильная. Хватит ведь уже, доказала, пусть и не раз сдерживалась.
Хлоя плачет и умоляет дать ей дозу, последний укол, а-потом-я-обязательно-завяжу-только-дай-дай-дай, и Хилл сжигает остатки порошка; Прайс падает на колени и рыдает так, будто горит не наркотик, а она сама; крушит все подряд, картины, фотографии, статуи — все падает вниз, на холодный пол, и рассыпается, разлетается на тысячи кусков; и куски стекла режут Хлою.
Но боли нет, как и смысла нет, как и жизни с чистыми венами — тоже больше нет; и все, что остается Хлое — грязный черный подвал, и вот это воющее, рвущее на части «Хлоя, прости!» от ревущей Брук; ладонь к двери — и ее по другую сторону.
Прайс помнит, как клялась Брук в любви, проклинала Макс, ненавидела Эмбер, но не помнит, говорила ли она это вслух; она вообще не помнит, чтобы говорила — помнит только боль и ломку, выпирающие кости, стертые суставы, ледяные руки и горящее лицо; руки, ноги, тело — не ее, Хлои Прайс больше нет, остался только героин.
Неважно, сколько лет прошло, неважно, что она «в завязке», она носит это клеймо у себя на сердце.
И стоили ли все ее мучения того, что сейчас могло бы произойти?
Внутри нее бушует разъяренное море. Но что будет, если Макс узнает? Что будет с ней? Что будет с ними?
Каждое действие имеет последствия.
Эти последствия катастрофические.
Какая же она идиотка.
Уже в полночь, когда в небо взлетают огромные живые огни, Хлоя видит до боли знакомую фигурку Макс в их догорающих отблесках, но ни одна из двух не решается подойти к другой.
*
Макс впивается зубами в подушку и душит свои рыдания в ней.
Хлоя читает заголовки газет, будто назло перекликающиеся между собой.
ESPANADA ВЗОРВАЛА ЗВЕЗДЫ
ПОЛНЫЙ УСПЕХ STARS GALLERY И ЕЕ КОМАНДЫ
ESPANADA БЬЕТ РЕКОРДЫ
ОТ ШТОРМА ДО СОЛНЦА: ESPANADA ЗАДАЕТ НОВЫЙ РИТМ ВСЕМ ГАЛЕРЕЯМ ИСКУССТВ
Макс отчаянно плачет, завернувшись в теплый плед, и не может понять, что же она сделала не так.
Хлоя берет следующую газету.
ОТКРЫТИЕ АРТ-ЦЕНТРА МИСС КОЛФИЛД ПРОВАЛИЛОСЬ
МИСС КОЛФИЛД НЕ СПРАВИЛАСЬ С УПРАВЛЕНИЕМ
АРТ-ЦЕНТР ПРОДАЛ ОДНУ РАБОТУ, ОСТАЛЬНЫЕ НЕ СМОГ
ESPANADA ЗАТМИЛА ДАЖЕ СВОИХ СОСЕДЕЙ
ПОДАРИТЕ КОЛФИЛД КНОПКУ ВКЛЮЧЕНИЯ СВЕТА
Макс звонит Кейт, плачет в трубку, умоляет приехать — и не знает, куда себя деть от такого унижения.
Хлоя принимает тысячи поздравлений на электронный ящик.
Макс покупает бутылку виски и пьет в одиночестве.
Хлоя поднимает бокал белого вина в честь успешного открытия выставки и чокается со своей командой.
Макс получает письмо, в котором ректор Уэлсс выражает ей сочувствие и просит не унывать; и сразу же рвет его на мелкие кусочки.
Хлоя ставит подпись под бессрочным контрактом с Прескоттом и пожимает Нейтану руку.
Макс звонит Уоррену, Кейт, матери; шепчет слова извинения, слышит: «Я не могу сейчас приехать, дорогая, но ты держись. Как только, так сразу» — и швыряет телефон об стенку.
Хлоя продает еще пять картин за первый день выставки.
Макс получает уведомление о расторжении ее контракта с «A-magazine» без выплаты неустойки; в графе «причина» красной ручкой выведены слова «профессиональная некомпетентность».
Хлоя танцует всю ночь напролет в клубе; синие волосы разлетаются в разные стороны, между пальцами — сигарета, в другой руке бутылка ледяного пива; она плавно двигается в лучах голубого пламени, и Брук не может отвести от нее глаз.
Мистер Грейг присылает сообщение: «Я разочарован, Максин».
Хлоя манит Брук за собой, и они танцуют до утра, пока ноги не перестают их держать, а пиво в баре не начинает подозрительно кончаться.
Макс толкает дверь и выходит в непривычно дождливый Лос-Анджелес, бредет вниз по улице, проходит по центральной аллее, пытается научиться заново жить; но не может — она толком-то еще и не умерла, чтобы воскреснуть.
Хлоя обнимает Брук и Тревора за плечи, виснет на них и, оказавшись на улице, кричит во все горло.
Макс врезается в компанию Прайс, не видя ничего из-за пелены слез; на секунду их взгляды пересекаются: шальной кобальт Хлои и печальное море Макс, но они не говорят друг другу ни слова.
Хлоя хочет закричать Макс в спину, окликнуть ее, позвать к себе и снова оказаться накрытой волной, но Макс уже ушла слишком далеко, а Прайс слишком пьяна, чтобы соображать. Джастин рассказывает смешную шутку, и Хлоя хохочет.
Макс даже не утирает слезы — их слишком много.
Хлоя смеется за ее спиной.
Комментарий к XIII.
Спасибо всем большое за то, что не даете мне терять вдохновение.
Я люблю вас больше всего на свете!
И, как только работа будет закончена, я отдельной главой выложу пропущенные сцены и небольшой подарок для читателей.
Вы у меня самые прекрасные.
Инсайд.
========== XIV. ==========
Мёртвые дети у трона хотят вина,
Их не отдать супруге и по суду.
Как не тонуть, если нет под ногами дна,
Знает лишь Тот,
Который сидит в пруду.
Когда близится декабрь, Хлоя вывешивает первые украшения: еловые ветки, изящные шары, блестящие гирлянды; на выключенном фонтане гордо красуется арт-елка: огромное сооружение в несколько метров высотой, обвитое мишурой; каждый шар на ней расписан вручную, и кое-где можно увидеть неровные мазки самой Хлои или идеальную снежинку Виктории, но самое потрясающее, что есть на рожденственском дереве — сверкающая звезда на самой верхушке, пронзительно-яркая и такая большая, что отблески, играющие в ней, отражаются во всех стеклах в галерее.
В воздухе постоянно витает запах корицы и апельсина, Тесс варит дома и приносит им горячий глинтвейн, которым хочется согреться, даже несмотря на достаточно теплый климат LA.
Суматоха, так давящая на них с открытием выставки, постепенно спадает, превращаясь в обыденные тяжелые будни; за последние дни их посещают несколько тысяч человек, и почти у каждого экспоната — пока еще выставочного, но после уже чьего-то — висит надпись SOLD.