Она перескакивает с «ты» на «вы», с субординации до дистанции в сантиметр; делает это легко и красиво — по крайней мере, так думает Хлоя; но Брук ломает себя заново каждый раз, заставляя вспоминать, что перед ней тот-самый-босс.
Они все — фениксы, сгорающие и воскрешающие друг друга вновь.
Стелла заходит в кабинет, кивает молодым женщинам и элегантно садится в кресло, закинув ногу на ногу и обнажив шелковую подкладку черной строгой юбки.
Хлоя нажимает на кнопку связи с Тесс и просит позвать остальных; Брук достает пульт управления, и через минуту Кельвин приземляется рядом с ней, держа в железных лапах сумку с ноутбуком. Джастин и Тревор, словно сиамские близнецы, появляются в кабинете одновременно и синхронно садятся на диван; Виктория впархивает в кабинет следом за ними, оставляя за собой запах дорогих духов.
Брук тычет Тревора кулачком в бок, и тот нехотя двигается; инженер усаживается рядом с ним и ставит открытый макбук на подлокотник.
Хлоя плотно закрывает дверь кабинета и возвращается за свой стол.
— По существу и кратко, — просит она. — Мало времени. Много дел.
Чейз говорит первой, чеканя каждый слог, будто готовила эту речь с первого дня основания галереи:
— Если мы хотим помотать нервы и выжить ее от нас, то должны…
Хлоя закатывает глаза; лишние слова сейчас ни к чему, и Тревор, заметив это, спешит исправить ситуацию:
— Мы предложили более выгодные условия пятидесяти авторам ее фотографий, из них ответило согласием чуть меньше пятидесяти процентов, среди них — весь Блэквелл, Калифорнийская школа искусств, университет Южной Калифорнии и фотошкола мадам Перье; их авторы расторгнут договор в конце месяца и передадут нам право обладать их работами.
— Мы выделим под них площадки В3, В5 и В10 на третьем этаже, — добавляет Джастин. — И можем объявить выставку-продажу молодых начинающих фотографов и художников. Много не потеряем, но и не приобретем, скорее, можно считать это благотворительностью.
— Остальные пятьдесят два процента либо молчат, либо ответили отказом, — продолжает Тревор. — Будем работать с ними, но лучший показатель — это семьдесят процентов эффективности, не больше; там слишком много ее близких друзей.
— Если рентабельность галереи упадет до двадцати процентов, то государство ее закроет, — вставляет Стелла, делая пометки в блокноте. — На текущий момент их окупаемость чуть больше шестидесяти. Снизим до пятидесяти пяти долгим отсутствием контрактов.
— Я уже взял новых авторов под крылышко, — сообщает Джастин. — Они у меня очень быстро напишут характеристику на «арт-центр» по форумам.
— Как удалось переманить весь Блэквелл? — удивляется Хлоя.
Виктория скалит белоснежные зубы.
— А, Прескотт, — машет рукой Хлоя. — Не сомневалась в тебе. Еще новости? — и уточняет: — Законные.
— Ну, по закону государство оказывает ей очень большую материальную поддержку и в случае причинения ущерба может покрыть до ста процентов расходов.
— То есть сравнять здание с землей не получится?
Стелла качает головой:
— Только минимальные потери, не входящие в страховку.
— Например? — загорается Джастин.
— Все, что было куплено не на деньги государства, — начинает перечислять Хилл. — В данном случае мебель в кабинетах, рамы для фотографий, таблички с указаниями, ковровые покрытия, часть осветительных приборов, жалюзи и компьютер.
— Не густо, — вздыхает Уильямс.
— Да, не разгуляешься, — добавляет Тревор. — А если фотографии вдруг испортятся?
— Тогда мисс Колфилд будет вынуждена заплатить неустойку их авторам.
— Отлично! — Хлоя хлопает в ладоши, как ребенок. — Но мы этого делать не будем.
— Разумеется, босс, — улыбается Брук. — За нас это сделают бездушные железяки… Ой, прости, Кельвин.
— А что с Кейт Марш? — вспоминает Хлоя. — Она тоже Блэквелльская.
— Она отказалась передавать нам свои остальные работы, написав о том, что Колфилд — ее близкий друг; как и Кристенсен.
— Тейлор всегда была сукой, — вставляет Чейз. — Неудивительно, что она сдружилась с Колфилд. Надеюсь, им все воздастся.
— Помните, что их защищает государство, — напоминает Стелла. — И в случае чего даже я могу оказаться бессильна.
— Нас защищает кое-что получше, — говорит Хлоя.
— И что же?
— Деньги.
*
Макс забирает двойной капучино с барной стойки и устало опускается на диван; она чувствует себя тяжелобольной и противоестественно мешающей окружающему миру.
— У меня слишком много рук, — жалуется она Кейт. — И ног. И мне кажется, я сама себе мешаю. Вот почему их нельзя отрезать?
Кейт кутается от сквозняка в широкий длинный шарф и стучит пальцами по крошечной чашечке орехового американо.
— Ты просто слишком стараешься, — говорит она. — Не старайся. Это сейчас никому не нужно.
— Святые блинчики. — Макс возводит руки к небу. — Я откровенно устала стараться. Или не стараться. Или что я, блин, постоянно делаю.
Кейт мягко касается ее плеча.
— Ты себя накручиваешь.
— Предлагаешь мне отключиться? — злится Макс. — Ох, прости.
— Предлагаю тебе остановиться, — серьезно отвечает Кейт. — Может, тебе навестить родителей? Или поехать в отпуск? Если бы у тебя была одна-единственная возможность последовать своим желаниям, то что бы ты выбрала?
Макс долго думает, прежде чем ответить; и горький вкус ее слов сушит нёбо:
— Хлою.
========== XVII. ==========
и послать бы тебя, и прогнать бы тебя взашей,
и не видеть тебя, и не слышать, о чём ты там.
я по силе сравнима со стержнем
карандашей.
научился ломать — собирай теперь по частям.
В свете неоновых огней Хлоя двигается змеей: плавно и медленно, не обращая внимания на музыку и людей вокруг себя; в ее волосах искрят и вспыхивают прожектора иллюминаций.
Сегодня выходной; а значит, завтра можно не ехать в галерею, не заниматься бумагами и не думать о Колфилд; значит, завтра она будет спать весь день, а вечером встанет, чтобы купить себе еще пива; а после вновь уснет под какой-нибудь старый сентиментальный фильм.
А сейчас она танцует, обнимая какую-то незнакомую девчонку; прижимает ее к себе, и в месте, где их оголенная кожа случайно соприкасается, вспыхивают искры.
Девчонка достает из кармана узкой юбки две таблетки и кладет себе на язык. Тянется к Прайс; та слышит, как они шипят, соприкоснувшись с влагой.
Хлоя осторожно уворачивается, жестом показывает, что идет к бару; поворачивается к девице спиной и, выругавшись от неожиданности, сталкивается нос к носу с Прескоттом-младшим.
— Прайс, ты что, в завязке?
Золотому мальчику — золотая рубашка, думает про себя Хлоя, разглядывая мерцающую поверхность ткани; тонкий галстук небрежно повязан вокруг шейного ремешка фотоаппарата, словно насмешка над правилами.
Хлоя слишком пьяна, чтобы ответить что-то остроумное, поэтому она просто снова начинает танцевать; низкие джинсы оголяют тонкие бедренные кости, и Прескотт будто снова оказывается в Блэквелле: худые и накачанные алкоголем тела, громкая музыка и волком воющая от ревности Чейз на заднем плане.
Если бы Прайс только что при нем не отказалась от очередной порции наркотика, то Нейтан бы подумал, что она под двойной дозой героина.
— DOUBLE KILL! — Хлоя наставляет на него руки-пистолеты и стреляет.
— Не делай, блять, так, — рычит Нейтан. Его это бесит.
Хлоя не слышит; у нее в голове играет музыка, отличающаяся от той, которая разносится по клубу.
Прайс прыгает на кровати с Макс под Nirvana, едет в машине с папой под Beatles, плачет под Linkin Park, целуется с Рейчел под Kodaline.
Режет руки под Placebo.
Слушает одну на двоих Firewalk с зеленоволосой девочкой в клинике.
У Хлои резиновые кости; она выгибается дугой, нелепо взмахивает руками, но быстро находит точку опоры и вновь погружается в бездну воспоминаний.
Прескотт все это время смотрит на нее, не сводя глаз; затем идет к бару и возвращается к ней, держа в руках бутылку ледяного «Budweiser».