ЩЕЛЧОК — ВСПЫШКА — ЩЕЛЧОК — ВСПЫШКА.
Неоновая Хлоя окрашивается холодным светом айсберга; Нейтан быстро просматривает сделанные кадры, но остается недоволен.
Тогда он нажимает на кнопку кольца и осторожно добавляет белоснежный порошок в пиво; ни одна песчинка не просыпается мимо бутылки.
Наркотик растворяется в алкоголе слишком быстро; и к тому моменту, как Хлоя должна будет сделать последний глоток, он уже будет иметь действие.
— Черт возьми, мне нравится твоя забота, — говорит она заплетающимся языком.
В Нейтана впивается какая-то девушка, начинает что-то шептать на ухо, цепляя длинными ногтями грубый ремешок камеры, но тот грубо отталкивает ее, вновь возвращаясь к Хлое:
— Еще пива? — участливо спрашивает Прескотт.
Но Хлоя уже не здесь.
Волна накрывает ее с головой, и в ушах звенит металлический голос Макс.
— Хлоя, пришли хотя бы точку!
Но она же не может; она даже дышать не может; в ее легких полно воды, ледяными иглами пронзающей альвеолы изнутри.
Хлоя падает вниз, погружается все глубже, а потом резко отталкивается от самого дна и тянется наверх, к свету.
— Мне очень нужно с тобой поговорить!
Поверхность уже так близко, что Хлоя чувствует теплоту солнечных лучей.
— Умоляю, ответь мне!
Остается последний рывок; и Хлоя собирает все остатки сил, чтобы выбраться из отчаянно-морозящей бездны.
— Прости меня.
Спасительный вдох секундой на поверхности: раскаленное солнце, жаровня, тлеющие угли испепеленного мира вокруг.
Волна накрывает ее с головой.
— Хлоя? Ты в порядке? — Брук находит ее в толпе и тянет за руку в более-менее тихий угол. — Ты выглядишь… обкуренной.
Хлоя мотает головой; ей требуется еще немного времени, чтобы прийти в себя и понять, что она не захлебывается водой, а стоит в клубе рядом с Брук.
— Я видела Прескотта, — отвечает она. — Он сунул мне бутылку, сфоткал меня и ушел. Чертов извращенец.
— Мужчины странные, — пожимает плечами Брук. — И где бутылка?
— Я сунула ее той девице с таблетками.
Брук поднимает брови вверх, на секунду становясь похожей на Викторию, и смеется:
— Что ж, если он хотел накачать тебя наркотой, у него не вышло.
Собранные в высокий хвост огненные волосы Брук весело торчат во все стороны; Хлоя отмечает начинающей трезветь головой, что она чертовски сексуальна; наверное, так не выглядит даже вечно пафосная и в любой момент готовая к приему у самого короля Чейз.
Хлоя не может отвести взгляд от тонких цепочек в ее сосках, так нагло выступающих через белоснежную майку.
— Как насчет шутки про то, чтобы смотреть мне в глаза?
Прайс пытается сказать что-то вроде «Я пытаюсь», но Брук уже снова хохочет, и ее смех разносится по всему залу, попадая в паузу между песнями.
Если бы у Хлои хватило смелости, то она призналась бы себе, что хочет слышать этот смех чаще; но у нее не хватает, и мысленно Прайс окрещивает себя трусом и слабаком.
Но лучше так, чем бороться еще и с такой зависимостью.
Хлоя быстро трезвеет; вкус пива все еще остается во рту горьким осадком, но больше последствий она пока не ощущает; возможно, адское похмелье придет завтра?
Брук кружится в танце вместе с толпой под какую-то попсовую песенку, какой-то парень угощает ее коктейлем, и она, подумав, кивает. Хлоя видит, как шевелятся ее губы, благодаря; как она откидывает голову назад, опрокидывая в себя шот, и ее волосы, наэлектризованные заряженной атмосферой, стоят дыбом.
Скотт сует в рот лимонную дольку, замечает, что Прайс смотрит на нее, и улыбается.
Хлоя готова поспорить, что видит ямочки на ее щеках.
Брук готова поспорить, что видит ревность в глазах Прайс.
Они обе готовы поспорить, что если простоят так еще минуту, то накинутся друг на друга прямо здесь.
Но Хлоя усилием воли разворачивает себя к бару; заказывает водку с томатным соком и старается не поворачиваться к танцполу.
Она безумно боится — и страстно желает — чтобы Брук снова ее обняла.
*
К трем часам утра изрядно пьяной Хлое приходит на ум мысль посетить «WAITHERFISH» и поздороваться с Каем. Она не помнит, уехал он в поездку или уже вернулся, поэтому зловеще говорит водителю: «Подожди меня минут десять, и если не вернусь — я мертва, и ты можешь оставить десятку себе».
Экстраординарный Кай намывает стойку; в баре темно и тихо — до закрытия осталось меньше часа.
— Брат, ты не уехал? — вальяжно говорит Хлоя, падая лицом на свежевычищенную поверхность; химический запах лимона бьет в нос, и она поворачивает голову, оставаясь лежать на щеке.
— Здравствуйте, мисс Хлоя. Я только что здесь помыл… Уехал? — переспрашивает Кай. — Куда?
Хлоя пытается прокрутить в памяти их последний разговор: кроме слова «Рождество» на ум ничего не приходит.
Но Прайс не сдается.
— Ты говорил, что уедешь. Ты что, обманывал меня?
Наученный горьким опытом общения с не очень трезвыми — и совсем не трезвыми — посетителями, Кай загорается улыбкой:
— Вероятно, я хотел навестить свою бабушку. Но что-то не сложилось.
— У тебя есть бабушка? — удивляется Хлоя.
— У всех есть бабушки, — резонно отвечает бармен.
И правда, думает Хлоя.
Кай сам ставит перед ней чашку крепкого американо и пытается что-то сказать про более агрессивные методы снятия похмелья после водки, но Хлоя лишь отмахивается.
— Что-то праздновали? — осторожно спрашивает бармен.
У него, работающего третью смену подряд, размазанные черные тени на глазах и очень мягкий взгляд; Хлоя на секунду останавливается в темном пространстве бара, просто разглядывая его.
— Похороны, — отвечает она.
Кай тактично молчит, и Хлоя добавляет:
— Своей жизни.
Бармен облегченно вздыхает: у него каждый третий посетитель устраивает поминки по самому себе, каждый второй приходит с разбитым сердцем; он вообще очень редко видит счастливых трезвых людей и оттого задается вопросом: а есть ли счастье без порции мартини?
Хлоя бросает пачку сигарет на стойку, достает одну и королевским жестом закуривает; Кай ставит рядом вторую чашку кофе; Прайс снова роняет голову на стол.
— Та дама, — говорит он, — ждет Вас здесь каждый вечер.
— Колфилд? — Хлоя отрывает голову от стола. — Пусть катится к своему… своему…
— Уоррену, — подсказывает Кай. — Кажется, так зовут того молодого человека.
— Да! — Хлоя бьет кулаком о дерево. — Именно! Это именно то, как я хотела бы его назвать!
Кай вздыхает и ставит перед ней высокий айриш, до краев наполненный двойным эспрессо.
Хлоя не трезвеет.
Они слушают музыку; Кай включает ради нее Rolling Stones. Хлоя колеблется пару секунд, а потом идет на середину зала и начинает водить руками в воздухе под хрипы Мика Джаггера.
Потом они слушают Guns N’ Roses; не попадают в ноты, но пытаются подпевать Red Hot Chili Peppers, а после Кай кружит ее под Depeche Mode. Хлое хорошо и легко; так чувствуют себя дети в ночь на Рождество; и вместо ночной прохлады она ощущает удушливо-теплое опьянение, разливающееся по венам.
Хлоя пьет кофе, запивает его виски, бросает мелочь вокруг себя, падает на пол, играя на импровизированной гитаре; Кай щелкает ее на свой старенький iPhone и смеется.
Когда первые рассветные лучи проникают сквозь витражные окна «WAITHERFISH», Кай и Хлоя засыпают сидя, прислонившись спиной к барной стойке; и на лице Прайс все еще играет полубезумная, но счастливая улыбка.
Кай будит ее после обеда, когда просыпается из-за своего пришедшего сменщика, и долго пытается объяснить тому, что Хлоя — просто его друг.
Все еще не до конца проснувшаяся, но уже чувствующая похмелье Прайс не может подтвердить или опровергнуть этот факт, поэтому молча пожимает руку Каю, объявляет его своим лучшим другом и выходит на солнечную улицу.
Солнце бьет по глазам; непривычно жаркое для середины декабря утро заставляет Хлою снять куртку и тем самым оголить руки и плечи.