— Мне надо на сцену, — кривится она. — Сказать что-то вроде: «Всем спасибо, всем пить».
— Тебя все называют… — Макс осекается.
— Ну? — хмурит брови Прайс, нервно хрустнув пальцами. — Называют…?
Джастин выныривает из-под ее локтя и тянет к небольшой сцене — сейчас на ней стоит микрофон и расставлены инструменты, но до выступления приглашенной группы еще больше получаса — сначала им нужно официально закрыть «ESPANADA» и покончить с этим раз и навсегда.
— Знаешь, тебе лучше самой будет это узнать, — говорит ей Макс вслед, но та ее уже не слышит.
Хлоя поднимается, держа Джастина под руку; им громко аплодируют, и сквозь вспышки сумасшедшей прессы Прайс видит несколько знакомых лиц и Макс, стоящую в первом ряду — золотая окантовка на ее бордовом платье переливается в свете софитов.
— А помните, вы все приходили к нам на открытие первого этажа? — начинает Джастин. — Ох, погодите, на нашем открытии ведь почти никого не было…
Пока Уильямс оттачивает свой юмор, Хлоя молча стоит рядом; в ее руках заботливо написанная Чейз речь, которую она даже не прочитала. Вспышки слепят, но Хлоя все равно не сводит слезящихся глаз с лица Макс — та находится всего в десяти метрах от нее.
А потом случается невероятное — Колфилд достает из огромной наплечной сумки свой старенький «Полароид» и делает снимок. Эта вспышка отличается от других: она не такая яркая и слепящая, и для Прайс она служит теплым лучом маяка.
Они все смеются, и Прайс тоже приходится улыбаться, хотя она не слышит шутки; с десяток дронов мигающими камерами летают вокруг нее, мешая сосредоточиться на клочке картона с витиеватым почерком.
Если бы здесь была Брук, она бы сказала ей на ухо, что все будет хорошо. Но Брук здесь нет; и никогда не будет; выброси это из головы, Хлоя Прайс, прошлое — это зараза; похорони его в себе, запри в сундук и никогда — слышишь? — никогда не открывай.
Джастин заканчивает и уходит со сцены. Хлоя долго стоит в полной тишине — и только щелчки камер разносятся по галерее. Она почти слышит недовольное шипение Виктории, но ей все равно.
Хлоя рвет карточку напополам.
— Уверена, — начинает она, — здесь была отличная речь. Но она искусственная, как и все то, что окружает нас в последнее время. Как часто вы встаете утром и говорите себе, что хотите жить? Как часто вы ставите себе цель просто выжить? Вы проживаете бездарные и пустые часы, которые могли бы потратить на что-то большее, чем нелюбимая работа или тоска по человеку, который вас давно покинул.
Она говорит так тихо, как может, но слова разлетаются по всему белоснежному пространству, отражаются в окнах золотыми фонариками и рассыпаются черными салютами под потолком.
— «ESPANADA» задумывалась как глоток свежего воздуха. — Хлоя говорит чуть громче. — Что может быть интереснее, чем матерые, закаленные жестоким миром художники и молодые, совсем неопытные фотографы? Гремучая смесь дала потрясающий эффект. «ESPANADA» стала первой в своем роде выставкой-продажей, специализирующейся на смешанных композициях такого типа. — Она переводит дыхание. — Нашей целью стало показать равенство между миром высоких искусств, где правят деньги и слава, и простотой передачи реальности, где нет ни-че-го. Я думаю, что смело могу сказать: получилось. Юные представители искусства больше не пытаются выжить в этом мире; теперь все они знают, куда идти. Наша галерея всегда будет ждать их работ. — Хлоя улыбается, но в ее улыбке нет ни грамма тепла или искренности. — Мы благодарим каждого, кто помог нам с организацией выставки. Это были клевые три недели, — смеется она, и толпа подхватывает ее смех. — Все мои слова, на самом деле, какая-то глупая деловая фигня. — Хлоя машет рукой. — Просто помните, что STARS GALLERY всегда открыта для вас.
Ей громко хлопают, и Прайс на несколько секунд теряется во вспышках и шуме, но очень быстро берет себя в руки и спускается к разъяренной Виктории.
— Ты запорола речь!
— Прости, Чейз, — разводит руками Хлоя.
— Ты ее даже не читала!
— А должна была, да?
— Прайс! — Цветок в волосах Виктории грустно покачивается в такт ее движениям.
— Чейз!
Хлоя хохочет, затем машет на нее рукой и советует выпить еще шампанского. Она видит прессу, отхлынувшую волной от сцены — секьюрити весьма успешно отгоняют их к выходу, и мысленно пересчитывает оставшиеся фиолетовые — VIP — пресс-бейджики. Насчитывает семь, успокаивается и молится, чтобы у них не было никаких горячих тем на завтра — скоро вечеринка будет в самом разгаре, запасы алкоголя неиссякаемы, и даже Чейз выражает свои опасения по поводу адекватности гостей.
Именно поэтому сегодня количество охраны увеличено вдвое.
Она ищет глазами Макс, но внезапно видит Кая: тот стоит в идеально выглаженном смокинге рядом с высоким брюнетом, чей галстук подходит к его рубашке. Кай замечает ее взгляд сразу; и Хлоя, не раздумывая, приближается.
— Мисс Хлоя! — Теплый голос бармена отзывается в ее груди перезвоном колокольчиков. — Вы чудно выглядите. Позвольте представить Вам Акселя. Он мой… Bee’s Knees.
Хлоя протягивает ему руку, и тот пожимает ее; рукопожатие теплое и сильное. От Акселя пахнет черемухой и шампанским, на его висках выбриты причудливые узоры.
Кай в сердцах благодарит ее, его спутник кивает в такт словам бармена, и Хлоя думает, что они прекрасная пара. Обещав не теряться, она исчезает в толпе, все еще надеясь найти Колфилд.
Или хотя бы свой мобильный.
За телефоном приходится возращаться в кабинет, где она находит его там же, где оставила после разговора с Брук — на столике у окна. С десяток пропущенных от Макс, еще несколько поздравительных sms от когда-то знакомых людей, уведомление о новой почте и одно-единственное сообщение с незнакомого номера.
Она жмет «читать» и видит ряд слов, заставляющих желудок сделать сальто.
«Happy New Year, Ms. Chloe».
Хлоя смотрит на прикрепленную фотографию, в дрожащих пальцах телефон ходит ходуном, но она вглядывается в каждую деталь на снимке: грязно-синие волосы на лице, вывихнутые руки, лужа крови на темно-сером асфальте, тело согнуто в неестественной позе отчаяния. Хлоя знает, что ее глаза открыты — но не помнит ни вспышку, ни сам момент фотографии. Фото настолько невероятно четкое, что она может разглядеть даже трещинки на губах и свежий, налившийся кровью будущий шрам на щеке; Хлое становится жутко.
Ледяной страх бежит по венам и накачивает ее саму адреналином, не позволяя вмерзнуть в пол или удалить фотографию. Она все еще не может отвести взгляда от сломленной себя — настолько непривычным, чужим, ненормальным кажется ее тело.
Хлоя сует телефон в карман; она разберется с этим после. После чего — она не хочет думать.
*
Макс находит Хлою сама, протиснувшись сквозь радостную толпу; хватает ее за руку и оттаскивает к лестнице — туда, где нет стенда с шампанским и где поэтому чуть просторнее, чем в центре зала.
Хлоя давит в себе целый набор шуточек по поводу Макс в платье; видимо, это отражается на ее лице, потому что Колфилд фыркает в ответ на ее мысли.
— Я тут подумала, — начинает она.
Хлоя вздергивает бровь.
— Да, Хлоя, я умею думать, — раздраженно говорит Макс. — А теперь дослушай меня, пожалуйста. Как насчет рождественских каникул в Сан-Диего? Только ты и я, — шепотом добавляет она. — Дом на берегу океана, синее небо и никого вокруг. У тебя же отпуск…
Хлоя замирает и медленно поворачивается к ней; сейчас Макс готова поклясться: в темно-синих глазах, кажущихся почти черными из-за отсутствия привычного холодного света, робкими искорками вспыхивают звезды.
— Что? — одними губами спрашивает Прайс.
Ее планета — ее крошечная, маленькая, взлелеянная ласками Колфилд планета — сияет и греется лучами неожиданной надежды.
Надежды на что-то настоящее.
Живое.
Макс робко протягивает ей синюю папку: AMERICAN AIRLINES, Boeing 737, два билета первого класса.