— Мистер Грейг, мне нужна Ваша помощь…
— Эй, СуперМакс, — Уоррен трясет ее за плечо, — хватит витать в облаках! Взять тебе еще кофе?
Макс возвращается на землю, трясет головой и виновато разводит руками.
— Простите, я задумалась.
— Ничего, — понимающе отвечает Кейт. — Всем нам полезно иногда немного подумать. Уоррен, если ты пойдешь за еще одной чашкой, то возьми и мне, пожалуйста. Макс?..
— Не откажусь, да. — Макс смотрит, как Уоррен встает из-за стола и уходит в кофейню. Из-за открытой двери слышится звон чашек, гудение кофемашины и гул голосов. — Кейт, я все еще переживаю. Может, действительно позвонить ей?
— Позвони, если это не дает тебе покоя, — кивает Марш. — Но не грызи себя так. Сейчас все, о чем ты должна думать — это выставка. Может, стоит подождать? У Хлои скоро важное событие, да и у тебя тоже. Думаю, она тоже волнуется и нервничает. А это не очень хорошо скажется на вашем общении… наверное, — добавляет она.
Макс уныло улыбается.
— Как бы то ни было, мы рядом. — Кейт берет ее за руку и сжимает. — Ты заслужила свое счастье, а она — свое.
— Я все еще чувствую себя стервой! — восклицает Макс. — Представь, что она сейчас думает? «Макс Колфилд — настоящая стерва, эгоистичная тварь и ненормальная истеричка, которая выросла из курицы в петуха», — передразнивает Хлою Макс. — Ой, из петуха в павлина… — поправляет она, но Кейт уже звеняще смеется.
— Я что-то пропустил? — Уоррен с непонимающим видом садится рядом с ними.
— Я рассказывала Кейт, как выросла из петуха в павлина, — пытается объяснить Макс. — Со стороны Хлои.
— Куда выросла? — Друг смотрит на нее, как на сумасшедшую.
— Хлоя сказала мне при встрече, что я выросла из петуха в павлина за то время, что она меня не видела. А я ответила ей, чтобы она не показывала мне в спину средний палец, когда я уйду. И теперь я переживаю, что выглядела стервой. — Кажется, все попытки что-то рассказать Уоррену обернулись для Макс полным провалом.
— А теперь послушай себя и реши, кто из вас двоих бóльшая стерва: она, сравнившая тебя с петухом, или ты, попросившая ее убрать фак, — терпеливо отвечает Грэхем.
— Три капучино с карамельным сиропом для Милой Кейт, СуперМакс и Дарта Вейдера готовы! — раздается голос со стойки.
— Дарта Вейдера?!..
*
Виктория не находит себе места, включает автодозвон на телефоне, в очередной раз кричит на Брук:
— Какого хрена, Скотт? Вы уехали оттуда вдвоем, а приехала ты сюда одна. Так какого хрена?!
Брук игнорирует Чейз, поджимает губы, стучит по клавишам. На макбуке одновременно работают с десяток программ — от датчиков GPS из машины Хлои до камер видеонаблюдения на дорогах в режиме онлайн.
В соседнем кабинете Джастин обрывает телефоны каждого контакта в своем мобильном.
— Добрый день, «Stars Gallery», могу я поговорить с…
— Здравствуйте, это «Stars Gallery», мне нужен мистер…
— Прошу прощения за беспокойство, «Stars Gallery», Вы можете мне помочь…
Виктория отбивает каблуками ритм своего сердца — быстрый и неровный, поджимает губы, кричит на каждого, кто звонит ей на телефон. Красная помада смазана, пуговицы на пиджаке не застегнуты, пальцы нервно сжимают мобильный, и Чейз превращается в комок нервов.
— Скотт, есть хоть что-то?
Она заглядывает в монитор, но ничего не понимает в этих цифрах и картах. Компьютеры — не ее стихия. Виктория может отличить Моне от Мане, безумие Босха от спокойствия Брейгеля, природную роскошь Рубенса от духовного богатства Микеланджело, черт возьми, она может все, что касается искусства, но не может…
— …найти одного-единственного человека?!
— Отвали, — говорит Брук. — Не мешай.
Виктория злится: на Брук, на себя, на Прескотта, на Колфилд, на Блэквелл… Сжимает и разжимает кулаки, врывается в кабинет к Джастину, пытает того вопросами без ответов и чувствует себя совершенно бесполезной.
На первом этаже Тревор и мистер Шердолье — нанятый оценщик — закрылись на ключ в аукционном зале и не вылезают оттуда уже три часа — с тех самых пор, как Прескотт предложил им выставить все свои работы на торги. Десять воистину гениальных работ, стоящих целое состояние, так сказали они Виктории.
— Ты сорвала огромный куш. — Тревор чуть не прыгает от радости. — Джа, звони боссу, нам нужен оценщик. Скажи, что мы горим. Если получится, то мы подготовим все работы к выставке.
И Джастин звонит, но не дозванивается. Он звонит еще и еще, звонит Стелле и после — Брук, где, наконец, дотягивается до Хлои.
— Мы горим, — говорит он взволнованно. — Прескотт…
Прайс отвечает коротким «еду», но проходит полчаса, и в галерею возвращается только Брук.
— А где Прайс? — хмурит брови Чейз.
— Я заезжала заказать акустику, — отвечает Скотт. — Босс не тут?
— Была бы тут — я бы не спрашивала, — огрызается Виктория. — Ждем.
И они ждут — час, два, три. Часы бьют шесть вечера, семь, восемь, девять.
— «Stars Gallery», это мистер Уильямс, простите за беспокойство в столь позднее время, но мисс Прайс случайно не появлялась в Вашем офисе сегодня?.. Нет-нет, все в порядке, просто, наверное, ее телефон разрядился, вот она и не может ответить. Сообщите, если она появится, пожалуйста… Спасибо.
Когда Тревор и мистер Шердолье прощаются, время уже переваливает за полночь, и даже всегда спокойная Стелла, приехавшая около одиннадцати вечера, выглядит обеспокоенной.
— Мы должны позвонить в полицию, — говорит она.
— Мы не можем, — качает головой Виктория. — А если она просто пьет в каком-то баре?
— Она не пьет в каком-то баре, — резко отвечает Брук, потирая красные глаза. — Ты сама понимаешь, что несешь, Чейз?
— Ну, так найди ее, «мисс я-отлично-владею-компьютером»! — взрывается Виктория.
— Иди ты на…
Брук замолкает на полуслове, напрягая слух.
— Что за…
— Заткнись!
Стелла первая бросается к двери, распахивая ее настежь, бежит вниз по ступенькам, и через секунду слышится ее отчаянный крик:
— Господи, Хлоя, что с тобой?!..
Комментарий к V.
Я не устану благодарить каждого, кто читает то, что я пишу. Каждому читателю, каждому комментарию, каждому “+” - лучи тепла в это холодное время года.
========== VI and 1/2. ==========
я железнее всех, во мне только бетон, и стекло, и сталь,
я устал оплакивать тех, кто любить меня перестал,
устал отдавать себя по осколкам да по кускам.
я закрыл гештальт.
спасибо за смерть, родная,
я дальше сам.
Рейчел сидит рядом с ней на деревянном ящике и смотрит на дождь сквозь маленькое окошко в недостроенном здании у железной дороги. Мимо проносятся поезда — осенью их особенно много; их стук убаюкивает шестнадцатилетнюю Хлою, и та кладет голову Рейчел на плечо. Они обе в смешных куртках с нашивками, но здесь неожиданно тепло, и Хлоя просто набрасывает ветровку на плечи. Голые руки с непривычки покрываются мурашками; дыхание Рейчел сбивает ее пульс, и Хлоя, набравшись смелости, приподнимается и целует ее в шею.
Хлоя падает на землю от удара в седьмой шейный позвонок; в шее что-то хрустит, из носа брызжет кровь; по тонкому позвоночнику проходятся тяжелые ребристые подошвы ботинок, ребра вдавливаются внутрь, но выдерживают. Хлоя кричит, но звук застревает в горле; царапает асфальт, наизнанку выворачивая ногти, пытается закрыться от ударов.
Рейчел ловит ее губы своими, и на секунду Хлоя замирает от растекающейся внутри нежности. Кончики пальцев дрожат, когда она едва касается выпирающей косточки ключицы Эмбер и ведет вниз, цепляя тонкий хлопок футболки. Ее футболки на ней.
Рейчел отстраняется всего на секунду, чтобы сделать вдох и выдохнуть уже в сухие и обветренные губы Хлои, которая все эти пять с половиной секунд смотрит на нее сумасшедшими глазами.
Следующий удар приходится под ребра, и Хлоя заходится в кашле; ей страшно, что вместе с желчью и кровью она выплюнет свое сердце. Боль приходит не сразу, накатывает жгучими волнами, ослепляет цветными пятнами, вырывается наружу с всхлипом-выдохом. Сейчас она понимает, как по-настоящему важно дышать.