Потом она узнает, что можно сделать, чтобы отказаться от сделки по квартире, и выставит на продажу своего клопа. Потому что ей нужны чертовы деньги на чертова адвоката. Потом – постарается все же вспомнить имена на чертовых паспортах, которые она видела в ту ночь, когда сбежала. Неважно, поможет или нет. Но вдруг хотя бы заставит их всех усомниться в ее виновности и поискать еще.
В конце концов, что еще она может-то? Какой-никакой, но план.
И никогда в своей жизни она не чувствовала себя настолько одинокой, как сейчас, но и эту мысль отбрасывала. Впереди самое сложное. Думать обо всем – угодить в психушку. Сейчас у нее даже нет сил на то, чтобы держать лицо – уже нет. Иссякли.
Оказавшись во дворе Гунинского особняка, Адамова перевела дыхание. Ей повезло. Хотя бы здесь никого, пусто – и то хорошо. Наверняка же и тут всем все известно. Будут лезть. К Андрею будут лезть, что хуже всего. И все, что она может, – оградить его хотя бы своим уходом. Как бы это ни было трудно и страшно.
Трусливо глянув на Риткины окна в соседнем подъезде, Стефания мотнула головой и сняла очки. А после поднялась на крыльцо и оказалась в прохладе и полумраке. И снова лестница – теперь на третий этаж. Ключ. Замок. Уже не ее ключ. Взятый взаймы, как и взятая взаймы жизнь. Если бы она не была уверена, что Андрей на работе, она бы позвонила, но, черт подери, она знала точно – нет его. Это давало ей запас времени на сборы. И это, наверное, продлило бы ее агонию перед концом, потому что уйти, не попрощавшись, она не имела права.
В конце концов, надо учиться смотреть в глаза человеку до самого конца. До самого последнего слова.
Механизм щелкнул, дверь поддалась. И Стеша шагнула из полумрака подъезда в полумрак прихожей.
Не лезть в душу, пока не приглашают
- Ты опять рано, - проговорил Андрей, силуэтом выделявшийся в дверном проеме на кухню.
Сам он так и не уехал к своим подмастерьям, зависнув, в конце концов, в чертовом интернете.
И с самого утра по-прежнему по-дурацки задавался вопросом: как к ней подступиться. Срабатывала семейная привычка – не лезть в душу, пока не приглашают.
Поглядывая, как Стеша деловито собирается, он готовил завтрак и незамысловато бухтел про погоду. И заглушал накатывавшее беспокойство тем, что за ней присмотрят люди Романа.
Позже, когда в квартире воцарилась тишина, а он сам настойчиво искал во всемирной паутине все, что было связано с банкиром Панкратовым – при его жизни и после его гибели, Андрей приходил к уверенности, что должен поговорить со Стефанией, даже если это противоречит его убеждениям. Прежде всего, это нужно ей и именно это должно быть для него ключевым. Всего-то и надо… Позвонить, уточнить до которого времени у нее репетиция, встретить. Не позволить натворить глупостей. И дать понять, что она не одна. Не одна среди всей той грязи, которую он во множестве и без труда находил в сети. Ему неприятно, а каково ей?
В подобной ситуации и стабильный человек растеряется, а уж с ее-то фантазией...
Андрей хмыкнул, в очередной раз не к месту вспомнив приписанную ему роль Казановы. Это ж додуматься надо было! Воображение, конечно, присуще женскому полу, а у Стефании оно определенно умножалось творческими порывами. И к чему это может привести в нынешней ситуации он даже угадывать не хотел. С нее станется – еще пожитки начнет собирать.
Звук открывающегося замка вернул Андрея к действительности. Он глянул на часы и слегка озадачился.
- Ты опять рано, - прозвучало в полумраке коридора, едва Стеша переступила порог квартиры.
Она замерла, не закрывая за собой двери. И не туда, и не сюда, будто бы он застукал ее на месте преступления. Но очевидным усилием удержалась на месте, вцепившись в ручку.
- А ты, кажется, вообще не уходил, - глухо проговорила Стеша.
- Не уходил, - кивнул Андрей и сделал шаг к ней. – Ты совсем домой?
Стефания, наверное, чтобы не смотреть ему в лицо, резко развернулась назад и наконец захлопнула дверь. Потом включила в прихожей свет. Разулась. И перевела дыхание, подняв все же глаза, чтобы встретиться с ним потухшим взглядом. Ему враз показалось, что экзотическая птичка, которой она ему представлялась с первого дня, когда он увидел ее и живые фиалки на ее шляпке, будто бы потускнела и почти обесцветилась.