Стешин подбородок клонился все ниже и ниже к груди, хотя она пыталась держаться. Выпитый кофе не спасал. И в конце концов, Стефания задремала, уронив голову набок в удобном кресле и почему-то чувствуя себя в абсолютной безопасности рядом с мужчиной, которого видела третий раз в жизни.
Он разбудил ее, коснувшись пальцами ее ладони.
- Просыпайтесь, - негромко проговорил Андрей Никитич. – Мы приехали.
Она встрепенулась, вздрогнула, и первым и единственным увидела только его лицо, выхваченное светом, спросонок не разбирая, откуда тот льется. Сердце ухнуло, и она подалась вперед, не отнимая руки и не разрывая касания.
- Уже? Я долго спала? – переспросила она.
- Примерно половину пути.
- О боже! Извините…
- За что? – опешил он.
- Задача штурмана – не дать уснуть капитану. Я не справилась.
- Штурман был уставшим, в отличие от капитана, - рассмеялся Малич и, вмиг став серьезным, сжал ее ладонь и спросил: - Стефания, можно я вам позвоню?
Она замерла.
«Зачем?» - с губ так и не сорвалось. И так ясно.
«Понравилась».
А еще он совершенно не вписывался ни в ее планы, ни в ее жизнь.
Она облизнула губы, забыв, что они накрашены, и медленно сказала:
- Я вас не спрашивала, можно ли, когда звонила насчет электричества. Вы же не для того мне свой номер оставляли. Если вам захочется позвонить, я буду рада.
- Тогда спокойной ночи, - пожелал Малич, и прежде чем отпустить, склонил голову к Стешиной руке и коснулся ее губами. От этого жеста, немного старомодного и искреннего, что, наверное, теперь встретишь только в кино, в ней до предела сжалась маленькая пружинка, которую обычные люди называли душой. А Стефания не знала, как она называется, но знала, что ее день был бы совсем пропащим, если бы его не спас своим появлением этот человек.
Стешу непросто было смутить. Чем угодно: откровенностью, пошлостью, грубостью. Андрею удалось второй раз за день. Чем-то добрым и светлым.
Она, не представляя, как реагировать, едва он снова выпрямился в своем кресле, суетливо обернулась назад, забирая с заднего сидения цветы и сумки, обронила мягкое:
- Вам тоже спокойной ночи, - а после этого, когда уже открыла дверцу машины и думала выходить, совершила очередную глупость. Снова потянулась к нему и, как давеча на сцене ДК, поцеловала в щеку, ощутив прикосновение бороды, теплоту, исходящую от его кожи, и втянув в себя запах, который ей нравился, как ее собственные духи.
И со всем ворохом своих вещей и ромашками в букете выскользнула из автомобиля и побежала к подъезду, ни разу не оглянувшись.
Хотелось снова увидеть ее
Не оглядывался и он, несмотря на полученное разрешение позвонить. Но болтать о пустом не хотелось. Хотелось снова увидеть ее, однако встреча не вписывалась в ближайшие дни.
Субботу Андрей Никитич допоздна проторчал в мастерской ввиду «прогула» накануне. Дома он был встречен Юлькой с физиономией, выражавшей крайнее удивление. В то время как вечером ранее к ее удивлению был присовокуплен вопрос: «В бане теперь ввели дресс-код?».
Ответа, к счастью, она не требовала.
Воскресенье было посвящено юной Моджеевской и семейному обеду, который, по авторитетному мнению Юльки, грозил стать традицией. На обеде, впрочем, снова отсутствовали старшие брат и сестра виновницы чревоугодия. Таня все еще отдыхала в Черногории, по какой причине отсутствовал Богдан – не упоминалось. Зато его отсутствие стало гарантией присутствия Юльки, а Женя окончательно убедилась, что эти двое по-прежнему старательно избегают друг друга.
Последующий Юлькин отъезд категорично поглотил понедельник.
Но поздним вечером, когда заботы наконец отползли в дальние окопы, чтобы набраться сил перед новой атакой, а сам Андрей Никитич остался наедине с большой чашкой чая на собственной кухне в обволакивающей тишине, мысли его плавно перетекли в новую, давно позабытую плоскость. И к своему удивлению он осознавал, что его беспредельная выдержка дает сбой, подбираясь к некой, пока еще неясной границе устоявшегося мира.
Что бы ни происходило в этом мире, Малич никогда не жаловался. На уныние не хватало времени, и чувствовать себя одиноким не приходилось. Возможно, именно поэтому, оставшись много лет назад вдовцом, он не искал новых отношений. Конечно же, в его жизни случались женщины. Они появлялись незаметно и бесследно исчезали, не оставляя по себе ни переживаний, ни имен и никоим образом не затрагивая его семьи, которую он особенно хранил даже после смерти жены.