Сочла нужным написать Марку сообщение: «Уезжаю в Заречье, в форелевое хозяйство, буду завтра». А потом взглянуть на воспитательную тираду от Олега. Она никак не могла заставить себя помириться с ним. Не в машине было дело, а в том, что сил видеть его физиономию у нее не было. К счастью, пока он заграницей, и не приходилось. Но вот ее игнор его бесил. Угрожал карами небесными. То, что он их не выполнит – она знала. Панкратов был отходчив. В последнем монологе снова намекал, что вот-вот разведется. Чтобы не примчался сюда в ее отсутствие раньше срока, она и ему накропала пламенную речь на тему того, что ее зачморили репетициями и нет времени, но пусть он, мол, не беспокоится.
На том и завершила переговоры и отправилась собираться.
Сумку с вещами для ночевки вне дома Стеша не разобрала еще с поездки в Приморский, но, подумав, убрала любимую пижаму и достала шелковую ночную рубашку пастельного цвета. Достаточно закрытую, чтобы еще считаться предметом, созданным для сна, но вместе с тем – с кокетливым разрезом на бедре, украшенным кружевным бантиком. Цвет шелка оттенял смуглость ее кожи, а фасон – выгодно подчеркивал формы. Возможно, сейчас этого достаточно. И не будет выглядеть жалко, если Андрей ничего такого не планирует, и ей все это только кажется.
Потом Стефания приняла душ и спустя еще час была полностью готова в дорогу. Без четверти двенадцать ждала его, сжимая в руках телефон и глядя на часы.
А минут через десять в ее квартире раздался звонок… домофона.
Сердце совершило легкий скачок, Стеша шагнула к двери.
- Привет! – снова, как вчера «приветнула» она, едва услышала его голос: - Я сейчас спущусь, ждите внизу!
И сорвалась – надела шляпку, подхватила сумку, осмотрела квартиру, в которую ей почему-то теперь не представлялось как впустить Андрея – просто, как в тот вечер, когда вылетели пробки, уже не получилось бы. Не в их обстоятельствах, когда это фактически территория другого мужчины, от которого она сегодня объявляла день свободы.
Она спускалась лифтом, все еще не думая, что будет дальше, но и не сомневаясь, а едва вышла на улицу и увидела его Тойоту и его, стоящего рядом, махнула рукой.
Отлепившись от машины, Малич подошел к ней и забрал сумку.
- Ну и зачем было тащить самой?
- Она легкая, - пожала плечами Стефания, оглядывая его при свете дня. Выхватила взглядом глаза – светлые, даже яркие. Лоб с продольными морщинами, переносицу с перпендикулярной – такие бывают, когда люди хмурятся. Мимическую сетку в уголках губ и глаз – такие от частых улыбок. Довольно крупный нос – это, наверное, тоже возрастное. Стеша почему-то была уверена, что после сорока – ее станет как у Бабы Яги. Что еще она видела? Густой загар… и крепкие плечи и руки. Мужские, красивые руки, какие, ей казалось, среди мужчин его возраста теперь редкость. Все больше обрюзгшие Панкратовы вокруг. Когда он нес в машину ее вещи, залипла на его спине. Ненадолго, но было вполне достаточно, чтобы оценить, что под футболкой – подтянутое стройное тело.
А еще она оценила степень своего безумия. Оно пересекло ту грань, на которой еще считалось бы легким.
- Нам долго ехать? – спросила она, устраиваясь в салоне. – Вы вчера говорили, где это, но по географии у меня двойка, а посмотреть карты я не удосужилась.
- Часа три, - ответил он, оказавшись рядом, и повернул ключ зажигания. – Можно и выспаться, и спину отсидеть. Но оно того стоит.
- Спать не буду, обещаю, - рассмеялась она. – Если вдруг устанете рулить, можем поменяться.
- Спасибо, но, если вы не бывали, лучше я сам, - он повернул к ней голову. – Там есть отрезок с серпантином.
Стефания молча кивнула. А потом ее вдруг отпустило скопившееся за это время напряжение. Как и почему – какая разница. Может быть, потому что с ним было надежно, и она это давно просекла.
Стеша откинула голову на спинку кресла и спокойно улыбнулась, проговорив:
- Люблю серпантины… и горы люблю.
Она очень любила горы. Если ее спросить, где бы ей хотелось жить, то обязательно выбрала бы горы, но в жизни далеко не всегда складывается так, как хочется. Она родилась и выросла в крупнейшем городе страны, в столице, в мегаполисе, который не засыпал ни днем, ни ночью. Учеба давалась ей легко, ее любили родители и брат. И вообще мир вокруг был полон любви. Никогда после столько ее она не видела. Потом Стефания повзрослела, и все точно так же давалось ей легко и просто. На спор поступала в театральный с подружкой, для которой это было мечтой всей жизни. Подружка, к слову, провалилась, а Стешу взяли как-то сходу и так естественно, будто и не могло быть по-другому.