Заказала баранью ногу в рататуе – в противовес вепрю где-то в Праге. И бокал сира́ – прямиком из Прованса. Сделала снимок и, сопроводив этот натюрморт кратким, но ёмким: «Ем!!!» - отправила Андрею.
И полетели дни – один за другим, заполненные работой, солнцем и чем-то еще, что не имело значения. Ей везло: Олег почти не объявлялся. Пару раз звонил, уверяя, что готовит сюрприз и напоминая про планируемый яхтный отдых где-то в Средиземном море. Но в квартиру в «Золотом береге» пока не наведывался, что Стефанию более чем устраивало. Ей не везло: она чувствовала себя в странно подвешенном состоянии, когда нужно собирать чемодан и уходить, но не хватало смелости, потому что не знала, зачем это на самом деле нужно.
Всерьез думать о том, чтобы оставить банкира ради сапожника? Ну разве так бывает? Кто в своем уме до такого додумается, и псих тут не Андрей, а она сама. Впрочем, он ей ничего подобного и не предлагал, а все остальное – лишь ее фантазии, к тому же, наверное, нелепые. Они провели вместе две ночи, которые вряд ли что-то кардинально для них обоих меняют.
Но именно эти две ночи беспощадно обнажили перед ней невыносимость ее нынешнего положения, и за одно это она определенно была благодарна своему сапожнику. Оставалось набраться смелости, и ей было бы куда проще, если бы Андрей и правда был где-то в зоне досягаемости, а не в другой стране. Наверное, для уверенности, которой Стефании не хватало. Потому что это чушь какая-то – уходить от банкира!
Так прошла неделя. Началась следующая. Она репетировала Бланш, постепенно становясь ею и не понимая, кто над кем властен больше. Потерянные мечты, говорят, разрушают человека, и потому она запретила себе мечтать.
Но их вечерние телефонные разговоры с Маличем вошли в привычку из разряда тех, с которыми совсем не хочется расставаться. Иногда она пересматривала его фотографии. Те, на которых был он сам – сохраняла на компьютер, не задумываясь особенно, что случится, если до них доберется Олег.
В сущности, дело оставалось за малым – и правда найти жилье, как бы сильно это ни ударило по ее бюджету. Ну а что? У Ритки зарплата меньше, а как-то живет! Правда на ней нет финансовых обязательств за квартиру, которая еще только строится... Но зато на Стешке нет двоих детей, которых надо кормить и учить. Конечно, пара туфель от Маноло Бланик аргумент в пользу Панкратова серьезный, но даже не особенно практичная Стефания Адамова подозревала, что как-нибудь без них обойдется. Без детей же обошлась... И это вовсе не та тема, в которую она собиралась углубляться. Куда проще рассуждать о туфлях, чем о... не сложившемся.
Впрочем, довольно скоро выяснилось, что несложившееся не стоило сожалений.
Потому что это только ей – ничего не дано, а другим – вполне себе.
О том ничего не предвещало. В общем-то, это был бы вполне обычный день, наверное, если бы она не знала, что Андрей прилетает. Накануне вечером поговорить они не успели, но он предупреждал, что Вадим устраивает ему прощальную вечеринку, и это означало, что он будет занят. Впрочем, Стеша не особенно расстраивалась по этому поводу, надеясь наверстать ночью, когда он объявится – а он обязательно объявится. Не может не объявиться. Она же ведьма – нарочно ворожила над телефоном, чтоб тот зазвонил. Тот и зазвонил, только на экране едва помещалась морда Олега Панкратова, банкира и человека широчайшей души. И куда деваться с этой географической широты, она имела весьма слабое представление.
Стефания трусливо не взяла трубку, но после этого фиаско все-таки легла спать с тем, чтобы уже утром снова впрячься в колесо, в котором бежала маленькой юркой белкой, не останавливаясь и не видя цели. И поглядывала на часы, гадая, когда может прилететь его рейс – ведь он же должен позвонить? Ведь да?
Пропущенный от Андрея Стеша обнаружила, уже добравшись до театра. Сжимала в руках телефон и недоуменно пялилась на экран, не вполне соображая, как умудрилась не услышать вызов среди шума клаксонов и городской суеты. А на ее ответный звонок вселенная отозвалась ледяным равнодушием и фразой: «Абонент временно недоступен, перезвоните позднее».
Жильцов сердился на нее за невнимательность, Артур недоумевал в чем дело. Ее названная «сестра Стелла» недовольно поджимала губы.
«А ну дыхни! – рявкнул, в конце концов, Аркаша, вскочив к ним на сцену, преисполненный уверенности в том, что она: - Пила?!»
«А ты, что ли, трезвенник?» - ласково огрызнулась Стефания, пустив струю воздуха ему в лицо. Аркаша пил, как лошадь. Только с отличием в одну лишнюю букву «к» в слове «вода». Но он был мужчиной, а у мужчин таких шлейфов, как у баб, не бывает. К талантливым же мужчинам и вовсе относятся с некоторой долей снисходительности: великим простительно.