Только он впервые за последние полтора десятка лет сознавал, что скучал не только по дочкам. Сейчас в нем рождалась и крепла уверенность, что в его мыслях и душе поселилась еще и странная экзотическая пичуга яркого фиалкового цвета. И выбираться ни из мыслей, ни из души, кажется, не собирается. Она же заставляла поторапливать время, лишь бы только скорее увидеть ее воочию, а не воскрешать в памяти те часы, которые они провели вместе. Ей-богу, их было слишком мало для его слишком большого возраста, чтобы насытиться ими впрок.
Он толкал вперед по плиткам набережной коляску, оставленную шофером в обмен на его вещи. Лизавета Романовна тихо дремала в ней, иногда подергивая махонькой лапкой – Андрей уже и позабыл, какими крохотными бывают новорожденные дети. Дочь рассказывала о своем житье-бытье с Романом, которое, видимо, ей нравилось, даже несмотря на ночные концерты ныне кроткой еще одной наследницы Моджеевского престола. А Малич все яснее сознавал, что у нее теперь и правда появилось что-то свое. Ее собственное. Семья.
Над морем же и над их головами носились чокнутые чайки, галдя и оживляя этот спокойный вечер. Потом они свернули на один из немногочисленных проспектов, чтобы дальше уже двигать в сторону дома. Солнце постепенно садилось, а здесь, среди домов и деревьев, и вовсе было так много тени, что сумерки казались все ближе. К «Золотому берегу» Маличи вышли, когда и правда смеркалось.
Андрей довез Женьку и Лизку на лифте до их третьего этажа, к тому же, надо было еще забрать сумку. А Женя ожидаемо попыталась затащить его к себе, с развеселой улыбкой заявив:
- Между прочим, дома у тебя наверняка шаром покати. Оставайся!
- Шаром меня точно не испугаешь, - улыбнулся отец в ответ. – Придумаю что-нибудь.
- А как же тихий вечер в кругу семьи? Тебя ждет отличная комната для гостей, Ромкин бар – спорим, лучший в городе... и сытный ужин. Фотографии мне покажешь, а?
- Вот Ромка твой вернется – и устроим семейный ужин, - отказался Андрей Никитич. – А нынче я домой. Слишком длинный день выдался.
- Но хоть поесть? А? Вообще-то, Елена Михайловна со вчера тебя ждет. У нас затарен холодильник, как перед голодом или войной. Она с утра пироги печет, разносолы стряпает. Прямо жаждет твоих рассказов о Праге, - и Женькина бровь лукаво изогнулась, не оставляя сомнений в том, что ждут не только рассказов.
- Женька, не буянь, - фыркнул папа Малич. – Вот уж пироги Елены Михалны меня точно не интересуют. И ты это прекрасно знаешь!
- Да знаю, знаю! – рассмеялась дочь. – Но ты ее очень разочаруешь отсутствием… интереса.
- Вообще-то ты должна быть на моей стороне.
- Я всегда на твоей стороне! Точно-точно не останешься?
- Точно-точно, - кивнул Малич и неожиданно выдал, внимательно глядя на дочь: - Кстати, что скажешь, если я жениться надумаю?
Женя точно так же пристально глянула на отца долгим взглядом, усваивая вопрос. Потом кивнула и повторила:
- Что я всегда на твоей стороне. Только вряд ли ты всерьез нуждаешься в моем... благословении, если действительно надумаешь.
- А Юлька?
- О! Она не переживет, конечно, но можно попробовать поторговаться!
- Интересно, кому? – рассмеялся Андрей Никитич. – С кого она станет требовать плату?
- Да со всех сразу... – деловито пожала плечами Женя и немного помедлила, все же спросив: - А ты правда... можешь жениться? Решил?
- Не столь категорично. Но если ты меня отпустишь, я пойду поразмышляю над этим вопросом.
- В свой срок отпущу. Я ее знаю?
- Ой-ой, - поддразнил Женьку Андрей Никитич, но на вопрос все же ответил: - Нет, не знаешь. Всё! Забираю сумку и сваливаю от вас.
- Разумеется, - кивнула дочь с самым благочестивым видом и добавила: - Если ты не собрался отбивать Чернышеву у ее мужа, то я на все согласна.
- Не заставляй меня думать, что жизнь с мужчиной делает женщину глупее, - рассмеялся Андрей Никитич на прощанье.
Избежав встречи с Леной Михалной, он бодро ухватился за свои вещи и, наконец, оказался предоставленным самому себе впервые за весь этот безумный, бесконечно длинный, не желающий прекращаться день. И теперь был волен позвонить Стеше. Мог позвонить Стеше. Звонил Стеше в первые же минуты своей наступившей свободы.
Сбегая вниз по лестнице. Минуя холл с сонным консьержем. Выскакивая на улицу. Вдыхая вечерний воздух в полную грудь. Вслушиваясь в гудки. И... почему-то не получая ответа.