Андрей сердился на свое странно сложившееся возвращение. И еще больше сердился на себя за то, что все так сложилось. Ведь сам и сложил, чего уж. Да, он отчетливо понимал, что должен определить Стешино место в своей жизни, потому что выкраивать на нее время – это неправильно. По отношению к ней и по отношению к себе. К ним обоим.
У него так складно получалось произносить про себя это «обоим», будто бы именно так и до́лжно. Как если бы они были вместе, хотя, кажется, ни разу за последние много-много лет он не думал и не представлял себя с кем-то рядом. И рядом с собой никого не представлял. Да и не хотел. А вот поди ж ты...
Стешу он видел в своей жизни и теперь уже не хотел совсем другого – чтобы она куда-то подевалась... чтобы вышло коротко и пошло... чтобы все это подошло к завершению, как нечто несерьезное, потому что у него это серьезно.
Именно об этом Андрей и намеревался сказать, когда звонил снова, в очередной раз. Уже из дома. Но она по-прежнему не брала трубку. И не перезванивала. Малич озадаченно смотрел на замирающий экран телефона и набирал ее номер опять и опять, будто бы поговорить обо всем сделалось самым важным из сегодняшних хлопот и суеты. Вот только оператор раз за разом обрывал его гудки спустя положенное их число, оставляя те безответными. А его растерянность сменялась беспокойством.
И, в конце концов, нацепив на нос очки, Андрей набрал сообщение.
«Ты куда пропала? Все нормально?»
Ответ впечатлил. Прилетел быстро. Поставил в ступор.
Живая – уже хорошо. На этом хорошее определенно заканчивалось. Занята. Она – занята.
Кажется, впервые за время их недоромана.
Чем занята?
Чем она может быть занята?
Ведь знала, что он сегодня прилетает. Вышло, конечно, по-дурацки и, черт возьми, он виноват, но… Малич даже очки снял и уставился в провал окна, за которым вечернее небо бороздили лучи с высотки, будто бы рассекая его черноту, соревнуясь со звездами, которые, как известно, кроме времени, ничего победить не может. Да и время в случае звезд величина настолько невозможная, что ее и вообразить трудно, и для простого смертного приравнивается к «никогда». В случае же Андрея «никогда» - слишком хорошо осознанное понятие. Он к этому «никогда», можно сказать, прикоснулся однажды. К черту, больше не хотелось.
Из всего только один выход: надо думать и надо действовать. Все остальное – потом.
Стеша – занята. Не «чем». Она занята «кем». Банкиром.
Нет, банкира Малич не сбрасывал со счетов, но отодвигал на второй план, не имея точных подтверждений рассказам Светланы, которые она в силу многих причин вполне могла и приукрасить, хотя по большей части и не соврала – он своими глазами видел те статьи. Про зеленку и про фонтан. Про банкира, кстати, не было, но он и не стал ничего искать. Тогда не желал. Сейчас... сейчас, кажется, время пришло расставлять все точки над всеми буквами алфавита, какие только есть среди языков мира. В конце концов, ему надо знать. И надо, чтоб она тоже знала.
Именно об этом размышлял Андрей Никитич, без сна ворочаясь в кровати почти до рассвета. И именно это он собрался сделать, отправляясь утром из Гунинского особняка в соседнюю высотку, в квартиру номер семьдесят в третьей секции.
В 7-30 утра эту самую квартиру огласил решительный звонок.
Если бы она спала, наверняка долго возилась бы, прежде чем открыть.
Если бы она спала, он минут десять, а то и дольше стоял бы под дверью.
Если бы она спала, то он наверняка бы ее разбудил.
Да и вообще сон – прекрасный повод не впускать его вовсе, если не имеешь намерения впустить.
Но вопреки всем выстраиваемым в его голове конструкциям, характерный щелчок замка раздался быстро. И дверь раскрылась легко. Рывком. На пороге стояла Стефания в черном шелковом халатике на голое тело и уже сейчас, рано утром, прихорошившаяся.
- А, это ты, - проговорила она чуть удивленно, но ровно, лишь на секунду повернув голову назад, а после снова посмотрев ему в лицо. – Ты что так рано?
- Соскучился, - без тени улыбки сказал Андрей, не отводя от нее внимательного взгляда.
Она же напротив улыбнулась и легко пожала плечами:
- Это льстит. Но ты немного не вовремя.
- Почему?
- Я тебе вчера написала, что занята. Когда это изменится, я дам знать.
- Я понимаю, что ты обиделась, - он сделал шаг к ней, очутившись очень близко и глядя теперь сверху вниз. – Я объясню.
- Зачем? - совершенно искренно изумилась Стеша и отступила, отчего оказалась глубже в квартире, и Андрею открылся вид на прихожую. – С чего ты взял, что должен что-то объяснять? У нас, вроде бы, не те отношения, при которых объясняют.