Да что ж тут непонятного, когда подкашиваются ноги и когда так боишься упасть, что до побелевших костяшек цепляешься за его футболку? И в голове, помимо монотонного бумканья, от которого непонятно куда деваться, жужжит и вибрирует страх, что он сейчас ее отпустит из своих рук, а ей этого вовсе не хочется.
Она медленно кивнула, откладывая в себе осознание услышанного только что, а потом все же прошептала:
- Сколько тебе лет?
- Много!
- Много... – тупо повторила Стеша, цепким взглядом словно бы ощупывая его лицо. И картина его образа в ее голове приобретала новые оттенки и глубину, которых не было раньше. Оказывается, все, что раньше – было поверхностно, не имело четких контуров, не отражало всего, а сейчас... нет, новых морщин у него не появилось, волосы белее не стали, взгляд все еще был светлым и острым, и он по-прежнему выглядел лучше многих мужчин... даже ее возраста. Но Стеша вдруг четко осознала эту его величину – много. Очень много.
Много так, что она сама легко могла быть его дочерью. Простая математика. Семнадцать плюс... тридцать пять? Тридцать шесть? Целая жизнь? Он же правда шестой десяток разменял, господи...
Стефания побледнела так, что даже природная смуглость не скрадывала, и хрипло, тихо сказала:
- Только со мной такое могло произойти... влюбиться в сапожника пенсионного возраста... ты же точно сапожник, да?
- Ты бы предпочла, чтобы я был космонавтом?
- Нет... не знаю... я... – она замолчала, а потом осторожно, будто боясь навернуться на какой-то ухабине, проговорила: - Значит, ты живешь здесь, у тебя есть две дочки и внучка... Хорошо... а жена? Жена где? Я знаю, что это бестактно, но... ты же понимаешь, почему я спрашиваю?
- Она умерла, - сказал Андрей, прижавшись щекой к ее лохматой макушке, - очень много лет назад. Юлька совсем мелкая была. И я… я никогда не думал, что кто-то сможет… кто-то будет значить для меня так же много. А теперь появилась ты. И, наверное, я даже готов приплатить тому идиоту на мерсе, который толкнул твоего клопа, - рассмеялся он.
В отличие от него, она не смеялась. Уткнувшись лицом в его грудь, она вдыхала теплый воздух вокруг него и слушала его смех. И стук сердца, которое сейчас было совсем близко – ближе некуда. Руки ее сами обвились вокруг его шеи, и она вжалась в его тело еще сильнее, а потом невпопад прошептала:
- У меня ничего с Олегом не было тогда. Ни с кем... с тех пор, как мы... как у нас... Он просто переночевал и все. И я ушла на следующий день.
- То есть морду ему бить не придется?
- Андрей...
- Что?
- Прости...
Он снова улыбнулся.
- Я понимал, что ты обиделась. Все так по-дурацки вышло. Я в поезде задрых, пока телефон заряжался. Потом Женька со своими. Я еле от ужина отбился. Все скопом… Но что ты из меня додумаешься Казанову сделать... Это сильно, Стеш.
- А я слепая? Думаешь, не замечаю, как на тебя смотрят?
- Детский сад!
- Тебе лучше знать, - парировала она и совсем скисла. – Ты-то имел представление, с кем связываешься. И да, мне стыдно. Я твоей дочери недавно в Айя-Напе такого наговорила – лучше сразу под землю провалиться...
- Кому? Женьке?
- Угу... но половину не помню – напилась.
- Ясно, - кивнул Малич. – Значит, будем разбираться постепенно. Ты как у Маргариты оказалась?
- Ритка жена моего брата. Она в вашем доме, получается, квартиру снимает. Откуда ж мне было знать, что это твой дом?
- Не-е-е, дом не мой, - он мотнул головой, возвращаясь в реальность. Разулся и, не отпуская Стешиной руки, повел ее по коридору. Сообщая по дороге малоинтересную информацию самым серьезным тоном:
- У нас тут двенадцать квартир. В которой родственница твоя живет – Женькиной одноклассницы. Только она давно во Франции. Квартирой Женька занималась, теперь на меня сбагрила. А мужик, который сначала приходил, и есть твой брат?
- Ага, Марик, у них тоже двое детей, - зачем-то сообщила Стеша, дескать и у нас все прилично. Оглядывалась по сторонам. Думала. Не о том, что говорит. А о том, какое же село этот дурацкий городок, где через одного – знакомые или родственники. И еще о том, что тогда сказал придурок Марк. Прикольный дед. Не в маразме. С юмором.
- Угу, - кивнул Андрей и остановился. Как оказалось, посреди своей комнаты. – Вещи потом заберем.