Рука мужа, тянувшаяся в этот момент за салатом, замерла на полпути. Ярославцев поднял на нее глаза.
- То есть теперь у нас вот так будет, - проворчал он, не пытаясь скрыть своего неудовольствия.
- Как? – похлопала ресницами Юлька и придвинула миску к нему поближе.
- Раньше ты в своем «магазине», - передразнил ее Дима, - если это можно так назвать, торчала только виртуально. Теперь ты реально будешь там пропадать?
- Я еще и по блошиным рынкам планирую ездить. И не только отечественным. Лучший винтаж в Европе и Штатах.
- Фантастика! – восхитился Ярославцев и демонстративно кинул вилку на стол. – Ладно. Я не спрашиваю о себе. Но объясни мне, пожалуйста, нахрена ты тогда ребенка заводила?
- А он не собака и не кошка, чтоб я его «заводила», - Юлька все еще пыталась сдерживаться. Потому что эти его придирки были делом обычным, характер такой, и бороться с ним без толку. А вот возводить в ранг обычных дел ссоры она точно не хотела. – Подрастет – будет со мной ездить. Я не могу сидеть сложа руки, ты же знаешь.
- И не сиди. Занимайся мной, домом, Андреем.
- Димка, ну а где среди всего этого буду я, а?
- Как где? – удивился он. – Здесь. Со мной и нашим ребенком.
- А если мне этого мало? Ты же работаешь, самореализовываешься. Сюда решил за новыми вершинами ехать – я слова не сказала.
- Тогда, как минимум, давай отдадим Андрея в детский сад… - отрезал Ярославцев, - или куда там. Я не баба, чтобы в декрете сидеть.
- А я и не прошу. Но иногда часок же можно?
- Чтобы ты понимала, дорогая, в моей работе час – это как в твоей месяц. Улови разницу.
А вот это было знакомо. Настаивать на своем финансовом доминировании Ярославцев очень любил. Подчёркивать его всеми способами, а особенно за Юлькин счёт с тех пор, как она ушла в декрет, а потом окончательно развязалась с прежним местом работы, занявшись исключительно магазином, который раньше был лишь хобби, а теперь стал чем-то бо́льшим.
«Vintage Lady Shop». Такое было название ее собственного маленького домика. Домика, где ничего не страшно, куда не задувают штормы, не попадает морская вода, где не холодно. Где никогда не бывает холодно. Потому что там как в теплом коконе, сотканном из элегантности, утонченной красоты, запахов, каких в современном мире уже не отыскать, неспешности и шика, шика истинного, о котором все давным-давно забыли, подменив его суррогатом.
Все началось ещё в студенческие годы, когда Юля обреталась в столице, преспокойно училась на своем экономе, планируя после универа вершить карьеру бухгалтера или экономиста, и знать не знала никакого Димы Ярославцева. Однажды на каникулы к ней в гости приехала одноклассница, Лерка Стеблина. Юля показывала ей город, изображая некую бывалость, будто бы она столичная, как минимум, половину своей жизни. И параллельно изображала гида – умничать Юля всегда была мастером. Вместе с Леркой они забрели в небольшой проулок в историческом центре, где располагался базарчик с самыми разнообразными вещицами в качестве товаров: и всяческий хэнд-мейд на самый разный кошелек, и сувениры, изготовленные, очевидно, в каком-то Китае. И множество винтажного хлама, интересного лишь тем, что это в чужом сарае он хлам, а в музее или на базаре – вполне себе на раритет канает.
И так вышло, что над одним из таких прилавков Юлька и зависла, разглядывая серебряную брошь в форме массивного банта, явно разнящуюся среди других «чешских» стекляшек, лежащих рядом. Даже несмотря на вылетевшие камни, она отличалась манерой исполнения и гравировкой, которую Юлька на месте с перепугу и прочитать не смогла, почему-то по-детски разволновавшись. И потому просто выкупила ее за сущие копейки у деда бомжеватого вида, хозяйничающего над старыми цацками. А уже дома, с увеличительным стеклом и под настольной лампой внимательно изучала попавшее к ней руки украшение.
Нет, нет, она не была выполнена из какого-то драгоценного металла или хотя бы полудрагоценных камней. Кристаллы – обычное ограненное стекло, правда, очень хорошего качества. Основа – какой-то ювелирный сплав, сверху посеребренный, и местами серебро уже истерлось. Но гравировка, сверенная с вездесущим и всезнающим интернетом, вариантов не оставляла. Эйзенберг сороковых годов. И очевидно, редкий экземпляр. Половину ночи они с Леркой провели, читая все, что находили о модном доме Эйзенберг, и все сильнее врубались, какого рода драгоценность сейчас оказалась в их руках. И стоила она, как минимум, в пять раз дороже, чем досталась Юльке на прилавке.
На следующий же день она сунулась обратно в проулок к деду-продавцу, чтобы указать ему на его ошибку и вернуть приобретение, поскольку выкупать ее по реальной стоимости денег у Юли Малич не было. Но дед, очевидно, не слишком трезвый, лишь покрутил пальцем у виска, что-то пробухтел, чтоб шла подальше. И добавил, что «фирма возвратов не принимает, ваши средства уже потрачены».