- Бунтовал? – заинтересованно спросила Алина, доверчиво улыбнувшись.
- Возраст был сложный.
- Но вы же это преодолели... Значит, тогда он проявлял эмоции?
- Алина, тогда он был ребенком, - Нина Петровна придвинула к потенциальной невестке блюдо с пирожными. – А теперь он взрослый мужчина. Генеральный директор огромной корпорации. Ему приходится соответствовать. От тебя зависит, каким он может быть вне работы.
- Иногда создается впечатление, что от меня мало что зависит в действительности, - вздохнула Акаева и благодарно кивнула за пирожные. – Он когда-нибудь раньше влюблялся?
- Разве бывает так, чтобы не влюбляться? – рассмеялась Нина Петровна. – Конечно, и, возможно, даже не раз. Но все это было несерьезным, и совсем не должно тебя беспокоить.
- Да меня и не беспокоит. Просто тревожит, насколько серьезно – я. Богдан... мне бы не хотелось однажды его потерять.
- Ты точно думаешь не о том! Вы с Богданом вместе. Если бы он этого не хотел, то... сама понимаешь…
Алина понимала. К сожалению, слишком много, чтобы успокоиться от одних только слов Нины Петровны. И все, что она вынесла из этого разговора – это неоспоримый и неутешительный факт, что с матерью Моджеевский уж точно не слишком близок.
Потому что отговаривалась та лишь общими фразами, и на какое-то время Акаевой даже показалось, что она сама знает о Богдане куда больше, чем Нина Петровна. В конце концов, «нелегко дался развод» и «сложный возраст» - можно сказать о любом подростке. О любом и ни о ком одновременно. Зато сама Алина точно видела – она не выводит его вообще ни на какие эмоции. И никто не выводит.
Нет, они временами и смеялись вместе над какой-нибудь шуткой, и непринужденно болтали неважно о чем. В постели Моджеевский бывал разным – и нежным, и страстным, и требовательным, и дающим. И придраться ей по сути было не к чему. Желание в нем она однозначно вызывала. Он хотел ее, но она не знала наверняка, хотел ли он именно ее или просто хотел. Движения к ней – никакого. Сама иди. Эмоции – хоть одной бы добиться, ей-богу! Или понять, что он действительно вот такой... равнодушный... параллельный...
Вот только Алине почему-то казалось, что именно таким Богдан и не был. И когда он тащил ее к машине из магазинчика винтажных украшений, а она едва успевала перебирать ногами, чтобы не отставать, то точно видела, как что-то мелькало в его глазах. Что-то, что заставляло их блестеть иначе, чем блестит холодное и безучастное море в ноябре. Знать бы еще, почему. Что вывело. Откуда взялось. Не от брошки же!
И что это за выходка с чаевыми? Сколько он оставил – Алина не имела представления, но судя по вытянувшейся физиономии жены Ярославцева, догадывалась, что и правда устроил аттракцион невиданной щедрости. И почему там? Правда слушал про побрякушки от Рейкактотам? Реально слушал? Он же никогда не слушал то, что ему не интересно!
Ничего этого Алина не позволила себе спросить у Нины Петровны, просто потому что это было бы глупо. Та лишь подняла бы лишний шум, где того не требуется. Уж что-что, а потенциальную свекровь Акаева успела изучить достаточно неплохо. Потому послушно ела пирожные, пила чай, нахваливала талант ее модельера. А потом улепетнула работать дальше. Нужно было отснять еще два платья, и фотограф выжимал из Алины последние соки, которых и без того оставалось немного.
А ведь еще возвращаться в телестудию. Генеральный решил вечером устроить совещание относительно кадровых перестановок. О себе Алина не переживала. У нее был подписан контракт, и вряд ли канал стал бы его разрывать. Но послушать было интересно – Ярославцев оказался довольно шустрым и энергичным малым, работавшим за десятерых, и за десятерых же и отрывавшийся на окружающих. Но впервые за то время, которое она была занята на канале, появилась надежда, что эта махина таки разгонится, потому что нормального управления она не видала до Дмитрия Эдуардовича никогда. А тут – такой напор, что невозможно не заразиться.
Как человек – он представлялся Алине довольно мутным типом, хотя и со своим обаянием. Под это обаяние подпадали все тетки вокруг от восемнадцати до шестидесяти восьми. Просто старушке-бухгалтерше было как раз ровно столько, и она так от него поплыла, что даже не с первого раза расслышала новость о том, что ей пора на пенсию.
Как профессионал – явно находился на своем месте и точно знал, что делает в той отрасли, в которой работает. Это было видно если не с первого дня, то теперь, спустя полтора месяца – точно. И потому опаздывать на совещание, на которое ее за каким-то чертом позвали, – да ну его нафиг!