- Я тут подумал, - снова начал Роман, - может быть, ты ко мне переберешься? Было бы здорово. Места много, пляж близко. По утрам буду отвозить тебя в школу.
- Раньше ты меня не сильно в школу возил, - хмыкнул Богдан, - но я подумаю. Только мама, наверное, будет против.
- Мама будет… - поморщился Моджеевский, но решил не сдаваться и привел новый аргумент: - Но я тебе так скажу. Ты мужик, Богдан. Пускай привыкает. Вот уедешь в Лондон учиться в следующем году, что она тогда скажет? В конце концов, я тебе родной отец, и ты имеешь право! И я тоже имею.
- Какой, нафиг, Лондон? – вскинулся Богдан, и даже телефон полетел в сторону. – С чего я вдруг туда поеду?
- Там лучшие вузы мира. Хочешь, например, в Лондонскую школу экономики? Ее братья Кеннеди окончили.
- Не хочу! Я ж не Кеннеди!
- Ну то, конечно, слава богу, - пробормотал Моджеевский и задумался. Идея отправить сына учиться за границу не отпускала с момента его рождения. И вообще ему хотелось дать все самое лучшее, что может отец. Не так это все, конечно, должно было быть, но хоть как-то... И по этому поводу он решительно добавил: - Вот только не кажется ли тебе, что ты крайне переборчив? Я в твоем возрасте о таком даже не мечтал. А ты сходу – не хочу! Может, тогда Штаты?
- Ну нормально! – Богдан откинулся на спинку кресла, в котором сидел, и скрестил на груди руки. – Ты, как всегда, все за всех порешал. А я вот и в Штаты не хочу. В Австралию, на всякий случай, тоже не собираюсь. Мне здесь хорошо.
- Что значит, все за всех? – взвился Роман. – Это мама так говорит, да?
- А типа это неправда!
- Это – неправда. Она тоже решила за меня. И ты достаточно взрослый, чтобы это понимать, Богдан!
- Сами разбирайтесь, - буркнул сын. – А в Лондон или куда там – не поеду.
- Слился! – констатировал Моджеевский и плюхнулся возле сына, уныло вздохнув. С некоторых пор он окончательно перестал понимать собственных детей. До дрожи боялся этого отдаления и понимал, что оно неминуемо: они взрослеют, они больше не живут с ним в одном доме, у них какая-то там своя жизнь, на которую он теперь не имеет никакого влияния, кроме финансового. А в свете того, что оба, и дочь, и сын, остались с Ниной после развода – даже авторитет не включишь. Настоишь на своем – сразу во враги запишут, а такой расклад его не устраивал, хотя был очень удобен его бывшей. Даже выгоден.
Явное подтверждение этой мысли он имел удовольствие наблюдать прямо сейчас и прямо перед собой.
- Потому что не хочу валить заграницу? – с вызовом спросил Богдан. – А как же там патриотизм всякий и прочая лабуда? Предки, вроде как, этому должны учить потомство.
Роман приподнял бровь и усмехнулся. «Патриотизм и прочая лабуда» – это сильно.
- То есть, ты сейчас митингуешь с полным осознанием долга перед страной? А в армию собираешься?
- А может, я военным по жизни быть собираюсь.
- И во главе моей компании мы Танюшку поставим, пока ты будешь в генералы пробиваться?
- Танька в математике вообще не шарит, так что это вряд ли.
- И на кого старому больному отцу надеяться?
- Продашь бизнес, бабло разделим поровну.
- В таком случае, предлагаю нагреть Таньку и слегонца урезать ее долю, раз у нее с математикой все плохо. Так что, Романыч? Теперь ищем престижную военку? В столице, раз воспитываем патриотизм?
- Па, давай я сам, - Богдан схватил брошенную трубку, разрывавшуюся до этого момента всеми возможными звуками – от мессенджеров до мелодии входящего звонка. – А то ты как-то поздно спохватился. Если было так интересно мое будущее, надо было заниматься им, а не разводом с мамой.
Роман снова молчал. Телефон продолжал орать, и это нервировало. Еще больше нервировали упреки. К сожалению, справедливые, но справедливые лишь отчасти. Как это высказать он не знал, и все ему казалось, что какой-то большой, настоящий разговор с Бодькой ему предстоит впереди. А это все так... когда-нибудь он должен понять.
- Я не занимался разводом с мамой, - наконец сказал Моджеевский, положив ладонь на руки Богдана, сжимавшего смартфон. – Вернее не так... Все получилось ужасно глупо, и однажды ты наверняка столкнешься с похожей ситуацией, и только от тебя будет зависеть, стоит ли гоняться за разбитым.
Ответ он получил вполне предсказуемый, со всем присущим юности максимализмом:
- Я никогда не поступлю так, как ты, - заявил сын, освобождаясь от его руки. – Надо быть честным.
- Развод – это честно, Бодь.
- Между прочим, мне мама все рассказала про твою честность, - съязвил сын.