- И чё?
- Чё? – опешила Нина Петровна, не встретив понимания и поддержки со стороны сына и наследника. – Ты меня спрашиваешь – чё? Лучше бы отца своего спросил, как он докатился до черномазых стриптизерш! Весь город на ушах!
- Тебе-то что?
- А то, что он позорит свою семью! Ладно раньше чудил, там хоть понятно было. А потом? То он женится непонятно на какой дворняжке, то вообще негритянок заводит!
Богдан оторвался от поглощения еды и озадаченно посмотрел на пышущую вряд ли праведным гневом мать.
- Ты сейчас про какую семью, которую он типа позорит?
- Вообще-то сейчас я говорю о тебе! – заявила Нина Петровна. – Тебе что? За такого отца не стыдно? Сколько я тебе говорила: поезжай в Лондон. Условия же для тебя в твоей ситуации отличные, но нет! Ты решил поработать у папы! Вот и любуйся теперь... на папу! Его никто, кроме него самого, не интересует, а ты не верил!
- Так я ему не полиция нравов, - снова пожал плечами Богдан, – ты, между прочим, тоже. А в Лондон я не хочу. Сама туда поезжай, если так надо. И Таньку забери, чтобы здесь не фонила.
- Что? – побелевшими губами переспросила мать и осела на стул. – Ты как со мной разговариваешь, Богдан?
- Так задолбало! Столько времени с вашего развода прошло, а ты не уймешься. Нахрена ты нас с Танькой дергаешь? Тебе он, может, и хреновым мужем оказался. Но отец-то он нормальный!
- Нормальный отец такой пример своему сыну подавать не будет! Он нас всех предал, Бодя!
- Ма, уймись, - небрежно бросил Бодя. – Какой пример, какое предательство? Несешь пургу. Найди и себе мужика – и успокойся, в конце концов.
Материн подбородок часто задрожал, но она сжала зубы и встала со стула. А после, не отрывая глаз от сына, процедила:
- А... ну да... ты ведь не лучше. Копия отец! Что его на кого попало тянет, что тебя. Здорово они вас окрутили, эти девки. Ты вот до сих пор по своей малолетней шалаве сохнешь!
- Совсем в маразм впала? – рявкнул Богдан и резко вскочил со стула, от чего тот с грохотом упал на пол. – Тебе какая разница? Что ты лезешь во все? Что ты вообще знаешь?!
- Знаю! – хмыкнула мать. – В твоем возрасте и с твоей неопытностью, Бодя – знаю! Она тебя на коротком поводке держит, чем больше расстояние – тем сильнее ты по ней страдаешь. И даже не сомневайся – однажды великодушно будешь прощен. А потом она от тебя быстренько подзалетит – и вся ее дальнейшая жизнь будет устроена.
- Это ты из собственного опыта? – зло выкрикнул Богдан.
- Да как ты смеешь? Я по любви замуж выходила! И родила вас в браке!
- Я биологию не прогуливал, - хмыкнул сын.
- Как тебе не стыдно?
- Беру пример с тебя.
- Знаешь что? – вспыхнула Нина Петровна, глядя сыну в глаза. – Раз ты его защищаешь, то и катись к нему! Может, у его негритянки сестра младшая есть.
- Да пожалуйста! – взвился Богдан и выскочил из кухни.
А Моджеевская негромко всхлипнула, проглотила непрошенные слезы, одна из которых все-таки скатилась по щеке, после чего выкрикнула:
- Бодя, стой! – и помчалась в комнату сына. Но уговоры уже не срабатывали.
В тот же вечер Богдан, забрав из дома только самое необходимое, уехал на дачу к отцу. Друг у друга они ничего не спрашивали и никаких объяснений не требовали. Просто как два человека после катастрофы стали жить в соседних комнатах, а по утрам вместе ездили на работу.
Квартирка была небольшая, но аккуратная
Новость о том, что ближайшее время ему предстоит жить не где-нибудь, а в Гунинском особняке, немало впечатлила Юрагу, и потому все бытовые мелочи воспринимались им как некая чепуха, совсем не стоившая внимания. Квартирка была небольшая, но аккуратная, с высоченными потолками с лепниной и росписью, которую, к счастью, никто не испортил побелкой, но, к сожалению, и не содержал в надлежащем виде – определенных реставрационных работ она требовала, и было совсем неясно, собираются ли этим заниматься те, кто ремонтировал дом. Сейчас-то восстанавливали фасад, подъезд и нежилые помещения – это он сразу смекнул.
Еще в квартире было многовато мебели, как если бы сюда свозили все ненужное несколько поколений семьи, и от этого определенно не хватало воздуха, даже несмотря на тот факт, что комнаты находились в торце здания, отчего именно здесь получилось самое обдуваемое ветрами место. Но в октябре этого еще не чувствовалось, а до зимы оставалось время. Следы плесени на одной из стен не вдохновляли, но зато ремонтные работы снаружи должны устранить эту проблему. Во всяком случае, Артем очень на это рассчитывал.
Восхищенный сложившимся положением вещей, он бродил по квартире и разглядывал фрески на потолке, гадая, Гунинская ли это работа или его учеников. Еще порывался написать Фьюжн – она бы грохнулась от восторга со стула, на котором сидит! Ну, это разумеется, было возможно в те времена, когда они общались.