- У него уже есть двое детей, - уныло проговорила Женька, глядя в чашку, которую водрузил перед ней Андрей Никитич. – Так что... где проявлять задатки неплохого отца у него имеется. А я не настроена ставить эксперименты.
- Жень, это не эксперименты... Это ребенок. Ему в любом случае нужен... папа. Тем более, Моджеевский с тобой разошелся, а не с детьми. Он не производит впечатление человека, который бегает от ответственности.
- Он не бегает от ответственности. Он от людей откупается. А мне велели избегать стрессов.
- В смысле – откупается?
Женя вздохнула. Они не обсуждали с отцом ни причин ее возвращения в отчий дом, ни обстоятельств тому сопутствовавших. Андрей Никитич не спрашивал, она не рассказывала – не знала, как о таком вообще можно рассказать. А главное – и без того было понятно. Поэтому теперь она некоторое время помолчала, подбирая слова.
- Когда он решил закончить наши отношения... он... переписал на мое имя свою квартиру в высотке и машину, цену которой я слабо себе представляю, если честно, - Женя подняла глаза на отца и негромко проговорила: - И я совсем не хочу сейчас получить какой-нибудь сертификат с номером банковского счета для содержания ребенка.
Андрей Никитич ничего не ответил. Не сразу. Сразу он сидел и переваривал, внимательно глядя на дочь. Его пальцы, до этого слегка постукивавшие по столу, сейчас прекратили свое движение. Он же пытался осознать сказанное и то, что это значит. За окном был ноябрь. Противный и мрачный. Женя вернулась в сентябре совершенно потухшей. Как будто бы это вовсе не его Женя, а только манекен, на нее похожий. Ну и с механизмом внутри, чтобы разговаривала и ходила на работу. Притворялась Женей.
Потом он понял, что молчание затянулось, и проговорил:
- И что сейчас? С этим несметным богатством?
- Понятия не имею, - пожала она плечами. – Я с ним встречалась не ради квартир. Нет, я не стану говорить, что мне не нравилось. Это приятно, когда тебе дарят подарки, катают на собственной яхте и тебе не приходится каждый день мыть посуду и выдумывать, какой суп приготовить. Но если уж говорить о цене, то я бы предпочла, чтобы со мной поговорили, как с человеком, без всех его несметных богатств, а не расплатились, как с девкой.
Андрей Никитич при ее последних словах нахмурился еще сильнее и опустил голову.
- Ладно, понял, - пробормотал он. – Растим сами. Может, хоть он в сапожники пойдет, продолжит династию.
Сами. Конечно же, сами. В случае с Женей иначе и быть не могло. Она отлично помнила, что Роман говорил о ребенке. Их ребенке. Но он говорил и о свадьбе. А если он изменил одно решение, что ему мешает изменить и все остальные намерения?
По вечерам в своей комнате она пыталась нарисовать в мечтах их разговор, который однажды – завтра или послезавтра – мог бы случиться. Вот она набирает его номер. Вот он отвечает, спустя несколько гудков. А потом… Что потом?
«Рома, я беременна».
А вторить ей будет нежный девичий щебет: «Рома, с кем ты там?».
Какая-то исковерканная версия ситуации с Ниной.
Такая глупость! Хорошо, что все закончилась вовремя. Когда еще не успела привыкнуть, врасти так, чтобы пришлось вырывать с мясом и кровью. Теперь можно лишь тихонько грустить, свернувшись под пледом, что мужчина, которого она полюбила, ставший для нее самым важным и единственным, - больше ей не принадлежит. И даже сны, в которых он часто приходил к Женьке, больше не повергали ее в отчаяние, потому что маленькая новая жизнь, живущая в ней, помогала без страха смотреть в завтрашний день.
Но если бы ее спросили, что в действительности испытывает Евгения Малич, она бы не раздумывая ответила, что бесконечно скучает и порой мечтает остаться в том сне, где Роман рядом и крепко держит ее в своих руках, укрывая от всех невзгод.
Так и проходили теперь недели, неторопливо и незаметно. В университете, куда главдракон, словно взмахом волшебной палочки, переманил нового экономиста, пока совершенно неясно, толкового или нет, странным образом было довольно тихо, что позволяло Жене выполнять свою работу без особенной траты душевных сил.
Ташка была поглощена новой концепцией собственной жизни: «Все мужики козлы! Без них проживу!». Дома отец требовательно выспрашивал лишь о том, что было связано с ребенком, и в душу деликатно не лез. Уваров больше не появлялся – его не звали. А сама Женька с нетерпением стала ждать выходных, взяв за правило обязательно гулять по несколько часов в сутки, чему способствовали неожиданно установившаяся прохладная, но солнечная погода и морской воздух, о полезности которого не стал бы спорить даже самый убежденный скептик.