— Поведай, раз уж мы так разоткровенничались, — Гуаньшаню было удивительно спокойно.
Противно ныли ссадины и синяки, было жарко. Кухня заполнялась сигаретным дымом и нужно было включить вентилятор, чтобы хоть немного проветрить к утру и не расстраивать маму. Но сейчас он не хотел даже на миллиметр двигаться с места. Хэ Тянь смотрел на него в упор, пусть через камеру за полторы тысячи километров отсюда, но этот взгляд больше не пугал.
Парень будто собирался с мыслями, и рыжий почти слышал его дыхание, несмотря на шум улицы.
— Прости, что я украл у тебя тот поцелуй, Гуаньшань.
Комментарий к
* Don’t close mountain — имя Мо Гуаньшаня состоит из трёх иероглифов 莫关山.
Мо “莫” переводится как “не”, “нельзя”.
Гуань “关” означает “закрывать”, “касаться”.
Шань “山” как “гора”.
Вместе это переводится как “Не закрывайте гору”, “Не связывайтесь с горой”.
Название Тянь-Шань по-китайски (天山 — Tianshan) означает «небесные горы», или «божественные горы».
Дотошность: Хэ Тянь по-китайски 贺天 (天 — «небо» либо «бог»).
Мо Гуаньшань – 莫关山 (山 — «гора»).
:)
======
«Пребывая в порядке, ожидай беспорядка; в спокойствии ожидай шумного. В этом путь управления разумом»*. — Цзянь И отложил потрёпанный томик рядом с матрасом, прикрыл глаза и потёр лицо руками, шумно вздыхая.
На голой бетонной стене напротив красовались следы его пребывания: пора было поставить очередную зарубку, всего их насчитывалось девяносто две. Он перестал считать даты и отмечал только дни, не особо раздумывая над тем, что происходило во внешнем мире. Изоляция сфокусировала его организм на проблемах собственного выживания и небольшого количества позволенных себе тоскливых мыслей.
Чжань Чжэнси, мама, ребята из школы…
Иногда это походило на сон, и Цзянь И сомневался, что не сошёл с ума и не находится на этом острове со дня своего рождения.
О, нет, он был здесь вовсе не один. Звери и птицы каждую ночь напоминали о своём присутствии, кроме того, один страшный старик ежедневно превращал его жизнь на этом «райском» острове в сущий ад.
Однако, как бы не болели мышцы и синяки, сколько бы не саднили многочисленные царапины, старый демон всегда останавливался в нужный момент. Как будто у него в голове находился таймер или полоска жизни Цзянь И, которая, начав стремительно таять, запускала программу «отдых». Старик оставлял его на закате: одинокого, больного, брошенного, такого, что самому было противно и единственное, что он мог себе позволить — выть на луну и выступающие на небе звёзды.
Так длилось недели три, в которые Цзянь И научился сдерживанию и подавлению собственных эмоций. Он воспринял происходящее, как эксперимент, и ему стало чуточку легче. Старик никогда не произносил ни слова, и парень думал, что тот, вероятно, дал обет молчания или что-то типа.
Цзянь И первое время компенсировал их скудные беседы с лихвой, за что и получал.
Когда без конца говоришь, нет времени на организацию обороны. В словах – слабость, если на тебя несётся чёртов престарелый Брюс Ли.
Цзянь пытался отбивать его удары, ставил блоки, но ругался при этом не хуже пьяного матроса. И, кажется, старику это никак не нравилось. Боль не уменьшалась, с каждым днём гематом на теле становилось всё больше, его кожа обгорела на солнце, он резал ноги об камни на песке, так как кроссовки пропали в первый же день.
Он потерял собственную гордость и начал умолять о пощаде, но получил за это хмурый взгляд и ещё больше ударов, таких, что изо рта в один прекрасный момент пошла кровь. В тот вечер старикашка принёс-таки некое подобие аптечки и позволил Цзянь И обработать раны.
Он жил в одноэтажном строении, больше напоминавшем барак. Неизвестно, каким образом эта конструкция оказалась здесь, и где жил сам старик, но у Цзянь И была в распоряжении всего одна большая комната с окнами без стёкол, пепелище костра, окруженного булыжниками возле входа и вырытая чуть подальше яма, чтобы справить нужду.
В глубине острова протекал ручей, воду из которого нужно было таскать в бочку, чтобы помыться. Старик приносил продукты раз в день: какие-то фрукты и овощи, а также мясо, по вкусу напоминающее курицу. После того как Цзянь отказался это есть, пищи не было несколько дней. Вконец оголодавший парень принялся обсасывать веточки деревьев. Когда это заметил старик, вечером того же дня на полу возле матраса появилась миска, и Цзянь И лопал неизвестное мясо, как самый дорогой в мире деликатес.
Придирчивость, озлобленность и обида в конечном итоге прошли. Наверное, у него наступил этап смирения.
В подобии дома был грязный пружинный матрас, какая-то тряпка, заменявшая покрывало и маленький, потрёпанный томик Сунь-цзы. «Искусство войны», трактат, который он уже мог цитировать наизусть. Наверное, его тут оставили неспроста, и этот загадочный похититель хотел, чтобы Цзянь И учился.
Экспресс-курс по выживанию. Полное погружение. Отсутствие сохранений. Хардкор.
Он боялся, что заболеет. Что гнойные нарывы на пальцах приведут к заражению крови, но старик притащился к нему с какими-то травяными компрессами и наутро от воспалений не осталось и следа.
Цзянь начал отмечать дни примерно через месяц пребывания на острове. Ещё через две недели его ладони загрубели от палки, которой его учили драться. Через три — он уже почти не чувствовал боли от ударов. Через четыре выяснилось, что молчание воспринимается стариком весьма благосклонно и на ужин стали появляться другие продукты.
Цзянь И принялся вчитываться в каждую строчку книги. Других занятий после заката всё равно не было. Выходить в джунгли он не решился после того, как отлучился поссать и едва успел заметить змею. Когда темнело, парень разводил костёр и сидел на бревне, наблюдая за исчезающим горизонтом.
Именно в эти минуты его посещали самые горькие мысли. О Чжане, с которым было так хорошо в последнюю ночь, о матери, которая трогательно чмокнула его в макушку на прощание, когда он трескал свои любимые хлопья под аккомпанемент какого-то дурацкого телешоу. Он думал, что горизонт, погружающийся в темноту, когда солнечный свет исчезал окончательно, напоминал ему призрачные шансы на спасение.
Нет, он больше не злился и не обижался. Умная книга научила терпению, молчание стало его лучшим другом. От болтливости он перешёл к спокойствию и рассудительности.
В том, что Цзянь И находился здесь, как на войне, не было никаких сомнений. Это было жутко, неправильно и противоречило всякому смыслу. Ему снились кошмары, в которых он падал на песок, хватаясь за живот и не имея возможности остановить хлещущую кровь. В такие моменты он поднимал голову к небу и открывал рот в безмолвном крике.
Просыпаясь в холодном поту, он считал удары сердца, смотрел на блики пламени, отражающиеся на бетонной поверхности стены и думал, на сколько же ещё его хватит?
В одну из таких тихих звёздных ночей он пообещал себе, что эту войну он не проиграет.
Цзянь И стал более внимательным. Он начал заниматься по утрам, просыпаясь с рассветом, большое внимание уделял дыхательным упражнениям. Старик наблюдал за ним издалека, но не вмешивался, и это было хорошо.
Иногда он проводил с ним тренировочные бои, по несколько спаррингов с оружием и без. Деревянные палки, имитирующие копья и мечи, железные цепи, напоминавшие кандалы, какие-то хитроумные верёвки с грузилами — Цзянь научился управляться с ними, избегать и уклоняться, когда чувствовал усталость, и отбивать, когда имелось достаточно сил. Старик складывал кулаки перед собой, отвешивая ему церемониальный поклон после каждого боя, и Цзянь И начал делать точно также.
Своеобразная вежливость. Этикет. Уважение к противнику.
«Изобрази выгоду, чтобы завлечь его. Сотвори беспорядок в его силах и возьми его. Если он полон, приготовься; если он силён, избегай его. Если он в гневе, беспокой его; будь почтителен, чтобы он возомнил о себе. Если враг отдохнувший, заставь его напрячь силы. Если он объединён, разъедини его».