======
Разумеется, он и не ждал другого. Чжань Чжэнси был всё таким же: красивым, великодушным и справедливым. Он без расспросов выделил ему диван в гостиной, разрешил принять душ, притащил аптечку и приготовил ужин. Вскользь упомянул, что утром надо будет встать пораньше, потому что «дела».
Цзянь И растерялся: он смотрел на него, а в груди всё сжималось от радости, дыхание перехватывало, и руки предательски дрожали, отказываясь открыть даже баночку с мазью, чтобы обработать порез на брови. Чжэнси помог, и пока он был так невозможно близко, осторожно касаясь кожи ватным тампоном, Цзянь И вдыхал запах, рассматривал мельчайшие изменения во внешности, упивался цветом глаз, как и раньше, когда впервые заметил, какие они красивые. Не такие светлые, как у него, с тёмной радужкой, глубокие, синие, в которых, как бы блядски-романтично не звучало, с легкостью можно утонуть.
Наутро они поговорили, но Цзянь скорее отнёс бы эту беседу к какому-то театральному фарсу. Чжэнси не поверил в его растерянный трёп про похищение: сейчас все заранее заготовленные слова и самому казались полнейшим бредом. Он оставил ему ключи, сказав, что отъедет на пару часов и попросил ничего не трогать.
В их общении и раньше была строгость, присущая Чжаню, когда дело касалось вещей в его комнате, и Цзянь, разумеется, отнёсся к просьбе с пониманием. Однако, едва захлопнулась входная дверь, он вошёл в маленькую спальню и, не удержавшись от искушения, упал в чужую кровать, утыкаясь носом в подушку и зажмуривая глаза до тех пор, пока перед ними не засверкали звёзды.
Затем он заставил себя успокоиться и сел, оглядывая помещение. Всюду, как обычно, присутствовала свойственная Чжэнси аккуратность и даже некоторая аскетичность. Кровать, застеленная, но немного помятая Цзянь, письменный стол с парой стопок каких-то книг: он прошёлся пальцами по корешкам, открыл первую сверху и обнаружил, что это учебник по гражданскому праву. Над столом висели несколько полок, полупустых, со всякой ерундой, скорее всего, даже не принадлежащей Чжань: декоративные статуэтки, лампа, несколько книг, возможно, расположенных тут для красоты.
На стене не висело ни картин, ни постеров, ни фотографий. Открывать ящики стола и лазить по личным вещам Цзянь не решился. Он сходил в ванную, поплескал себе на лицо ледяной водой, посмотрел в зеркало и покачал головой, усмехаясь собственному внешнему виду. Волосы сильно отросли за месяц, само собой, он не заходил в парикмахерскую на пути в Нанкин. Наверное, надо было найти что-нибудь поблизости и привести себя в порядок.
Цзянь И вернулся в гостиную и проверил сумку: там лежало лишь самое необходимое, он подвинул нижнее белье и носки, которые сменил ещё вчера, и нащупал двойное дно. Глок лежал на своём месте, прилегал плотно и едва заметно, если не знать. Парень осторожно вытащил пистолет и быстро разобрал его на журнальном столике перед телевизором. Его научили этому пара ребят на Хайнане. Не обошлось и без практики, стреляли разве что по консервным банкам, а не живым мишеням.
Он прочистил тряпочкой все важные детали, едва слышно бормоча последовательность действий, выученную наизусть. Подобное занятие успокаивало нервы и освобождало разум от посторонних мыслей.
Собрав всё, как нужно, Цзянь И выставил пистолет перед собой, а затем направил его по диагонали вниз, на ковёр и сделал холостой спуск. У Глока не было флажка предохранителя: принцип действия «выхватил и стреляй» очень хвалили за эффект неожиданности. Но парню всё ещё было немного страшно ощущать это «двойное нажатие» спускового курка. Стрелять из такого оружия нужно было без сомнения. Приговор к смерти приводился в исполнение немедленно, безо всяких предупреждений.
Ему хотелось быть уверенным в том, что он делает, но сейчас Цзянь даже понятия не имел с чего начать.
Телефонный звонок, раздавшийся в абсолютной тишине, заставил его вздрогнуть. Он спрятал пистолет, закрыл сумку и задвинул её под диван, замерев на месте.
После шести трелей аппарат затих, а затем, спустя пару секунд пискнул сигнал автоответчика.
— Солнышко! — по комнате разнёсся радостный женский голос. — Я не могу до тебя дозвониться по мобильному! Ты в академии?
Цзянь не узнал в звонящей маму Чжэнси или сестру. Это был кто-то другой.
— Я заеду вечером, как договаривались! У тебя наверняка нечего кушать, и я надеюсь, ты доел лазанью? Целую!
Тишина возобновилась, однако теперь она давила парню на уши с такой силой, что захотелось открыть окно. Он резко поднялся, пересекая комнату в три шага и отодвинул створку, впуская в помещение шум улицы и вдыхая запах пыли, вперемешку с выхлопными газами.
Девушка, значит. Вот оно что… К горлу подкатил ком. Лазанья, которую он вчера ел с таким аппетитом, срочно запросилась наружу.
Захотелось уйти сию же минуту, но он резко осадил себя. У Чжэнси имелся компьютер, диван, душ и еда. Это было самое безопасное место на время, пока Цзянь И не свяжется с Хэ Тянем и не найдёт что-то другое. Нельзя было допускать опрометчивых мыслей.
Парень вернулся на диван, снова вытащил сумку и извлёк из нее новенькую книжку, купленную по пути. Зная её едва ли не наизусть, он теперь открывал любую страницу и читал первые попавшиеся строки. Не было ни единого раза, чтобы те не заставляли задуматься над ситуацией.
«Не полагайся на то, что враг не придет, полагайся на средства, которыми располагаешь, чтобы принять его. Не полагайся на то, что враг не нападет; полагайся на то, чтобы твои позиции были неуязвимы для нападения»*.
Ему нужно было думать, а потом действовать. Но как он мог думать, если все его мысли были заняты другим?
Хэ Чэн прошёлся вдоль стола, рассматривая склянки, расставленные в кажущемся беспорядке. Врач, разумеется, знал, зачем они. Беспокоиться было не о чем.
Шёл уже конец декабря, но отец выглядел хуже день ото дня. Иногда он бредил: об этом пока не были в курсе остальные члены Триады, и Чэн не торопился их оповещать, ведь подобные симптомы могли означать его скорую отставку. Вся их семья находилась под ударом, многие неровно дышали к могуществу, накопленному за годы «у руля», а парень был реалистом, не верящим в истории с счастливым наследованием бизнеса в подобной сфере.
— Подойди сюда, сынок, — позвал отец.
Сын послушался. В одиночной люкс-палате висели плотные рулонные шторы, лишающие дневной свет возможности пробиться в помещение хоть на миллиметр. Глава семейства Хэ стал плохо видеть через пару месяцев после операции. Опухоль удалили, но реабилитационный период пока принёс лишь разочарования.
— Ты любил баскетбол, когда был маленьким, — начал отец, когда Чэн уселся на крутящийся стул возле койки. — Мы с мамой подарили тебе первый мяч в четыре года, и ты спал с ним в кровати. Сюин ругалась, что он грязный, но я разрешал, потому что ты был так счастлив…
Хэ Чэн поморщился. Отец снова спутал его с Тянем, но ему было неловко огорчать старика, разубеждая в том, кто приходил навещать его день за днём.
— Я надеялся, вы будете счастливыми. Мы строили империю, но всё рухнуло, когда я… — он закашлялся. — Тянь, сын мой, послушай. В жизни есть те, кого мы любим. Те, кто заставляет нас идти вперёд, несмотря ни на что. Мне повезло, и я встретил твою мать, но с её уходом жизнь будто превратилась в день сурка…
В палату вошёл врач, и Чэн осторожно погладил отца по руке. Нужно было уходить, и он так и не решился начать разговор об отъезде Тяня в Нанкин.
— Какие новости? — тихо поинтересовался он у мужчины, пока тот рассортировывал на столе пакеты для капельниц и наполнял шприцы.
— Пока никаких прогнозов. Состояние стабильное, без ухудшений.
Хэ Чэн вышел из палаты и прошёлся по коридору в сторону чёрной лестницы и небольшого балкона. Курить здесь, само собой, было нельзя, но ему сейчас больше всего на свете хотелось наплевать на все правила.