Любовь? Ему было семнадцать, когда он понял, что сердце отдано человеку, который день за днём убеждал в бессмысленности данного поступка… А Тянь, дурак, всё надеялся на взаимность, придумывал поводы, пытался стать ближе, но, похоже, больше, чем на дружбу, рассчитывать никак бы не смог.
Разумеется, роптать на такое глупо: Хэ Чэн, к примеру, мог похвастаться Хуа Би. Их дружба, проверенная годами и от того такая ценная, — ею точно можно было гордиться.
Но как гордиться ему, когда сердце болит каждый раз, когда Гуаньшань оказывается рядом? Как думать о дружбе, когда хочешь вылизать каждый сантиметр его тела? Как не ждать взаимности и быть рядом просто так?
Наверное, ему нужно было взять пару уроков у Цзянь И… Хотя сегодня он убедился, что даже этому сукину сыну несказанно повезло!
На Тяня свалилось слишком много. Сейчас — в особенности. Брат загрузил подробностями о похоронах, родственниках и членах Триады, которые должны были прибыть на завтрашний ужин. Задавал вопросы, где и, главное, чем Тянь занимался на Рождество. Было крайне неприятно узнать, что Чэн следил за всеми его передвижениями, включая визит к Мо-старшему в тюрьму…
Внезапный поток мыслей и тихую мелодию из магнитофона нарушил скрип входной двери. Хэ Тянь приоткрыл один глаз, повернул голову и грустно улыбнулся.
— Какая-то горничная сказала, что ты в своей комнате, — рыжий впустил за собой поток яркого света из коридора, и парень сощурился.
— Да, как видишь. Добро пожаловать, — тихо ответил он. — Прикрой, пожалуйста, дверь.
Тот стушевался на секунду, и Тянь разглядел в его руках кружку.
— Это тебе, — буркнул Гуаньшань, захлопывая дверь ногой.
— Что там? — света от небольшого ночника не хватало, чтобы рассмотреть чужое выражение лица.
— Просто чай, — рыжий подошёл ближе и наклонился.
— Просто чай? — эхом отозвался парень, но кружку всё-таки взял.
— Ага, я спросил, есть ли у них какой-нибудь травяной сбор… от простуды.
— Садись на кровать, если хочешь, — Хэ Тянь спохватился, понимая, что сам расположился на полу и немного невежливо предлагать гостю садиться сюда же.
— Да мне и тут нормально, — Гуаньшань удивил, плюхнувшись рядом.
Они помолчали какое-то время. Чай оказался не слишком горячим и на удивление вкусным. Тихая музыка и согревающее тепло убаюкивали Хэ Тяня, но присутствие Мо влияло на настроение, на этот раз толкая его в какую-то тоскливую, меланхоличную сторону.
— Если хочешь, поговорим, — вдруг подал голос рыжий.
— О чём например? — Тянь отставил чашку рядом с собой и подтянул колени к груди.
— О чём угодно, — Гуаньшань не смотрел в его сторону, созерцая вид из окна.
На стёкла изредка попадали капли дождя: его шума не было слышно, но оба знали, что снаружи донельзя противно и холодно.
— Вот сижу тут и думаю, что у меня теперь нет родителей, — начал Тянь. — Только брат, который когда-то заменил мне отца. У меня не было, как у других детей. Когда мальчишки хотят быть похожими на папу… В детстве я, наверно, больше хотел быть, как мама.
Делиться настолько личным с Гуаньшанем было непривычно. Но пока тот слушал, не прерывая, Хэ Тянь решил продолжать.
— Я очень любил маму, но всё, что осталось от её образа в памяти — запах мыла, которым она пользовалась. Когда я ложился спать, она приходила пожелать мне спокойной ночи, и я обнимал её, вдыхая этот аромат глубоко в себя…
— А с отцом вы совсем не общались? — тихо уточнил Гуаньшань.
— Ну он был… Отец, — Тянь сделал ударение на последнем слове. — Понимаешь? Важный и умный. Я боялся даже смотреть в его сторону, когда тот был дома, не то чтобы спросить что-то глупое. А как было у тебя?
— Мой батя учил меня готовить, — в темноте едва угадывались контуры лица, кажется, рыжий едва заметно улыбнулся. — Мать орала, что мы портим кухню, так как мои первые кулинарные эксперименты обычно оканчивались полным провалом.
— Зато сейчас ты гуру…
— За это надо сказать спасибо маме, — Гуаньшань вздохнул. — Это она меня всему научила после того, как он сел. Но ты прав, в детстве я хотел быть, как отец.
— Мне очень жаль, что я почти ничего не помню до того пожара на яхте, — Хэ Тянь тяжело вздохнул. — Не знаю, как это произошло, но всё будто исчезло в тумане. Остались какие-то обрывочные воспоминания… И то, что было после. Словно моя жизнь поделилась надвое.
— Это тяжело, ты ведь был совсем маленьким, когда всё случилось, — рыжий тихо шмыгнул носом.
Кажется, общение с заболевшим Тянем и поездка в промозглый порт не прошли для него бесследно.
— С тех пор я боюсь темноты. Серьезно боюсь, Гуаньшань, — Тянь повернулся к нему лицом и устроил голову на руках, которыми обнимал собственные коленки. — Когда на яхте начался пожар, брат столкнул меня в воду, а спасательный круг скинул чуть погодя. И всё это время я пытался всплыть с глубины. Быть может, чуть меньше минуты, но этого хватило, чтобы всё оставшееся время бояться, если в незнакомом помещении не горит ночник. Наверное, это звучит глупо, да?
— Нет, — тихо отозвался рыжий. — У каждого из нас свои страхи.
— В тот момент, когда я открыл глаза под водой. Знаешь, что мне запомнилось больше всего?
— М?
— Всполохи пламени, когда я наконец-то отыскал поверхность и поплыл к ней. Там было так ярко… Я изо всех сил тянулся наверх, к единственному спасению, а потом случайно опустил взгляд, загребая руками и ногами. А подо мной будто разверзлась бездна. Не знаю, думал ли я про небеса и ад в свои шесть с чем-то лет, но сейчас я бы, наверное, решил, что это именно так. В ту ночь я увидел под собой ад.
Хэ Тянь прервался, сделал глоток чая, и продолжил.
— Я ещё тогда понял, что в тот день произошло нечто ужасное. И убедился в этом, проснувшись в своей постели. Была уже глубокая ночь, брат рассказывал, что с тех пор, как меня выловили из реки, я проспал почти сутки. Меня разбудили крики, доносящиеся откуда-то с улицы, и я решил проверить, что же произошло? Ещё сонный и толком едва соображающий, выскочил на террасу и увидел отца. Тот сидел на газоне перед фонтаном и выл. В буквальном смысле этого слова.
— Из-за смерти мамы? — осторожно поинтересовался Гуаньшань.
— Да. Но тогда я ещё не знал об этом и здорово испугался. Мне казалось, человек в принципе не может издавать таких звуков.
— Он её любил?
— Теперь я понимаю, как сильно любил, Шань. И, наверное, мы с Чэном так и не смогли заполнить пустоту, возникшую с её уходом, потому что… Отец и вовсе прекратил с нами общаться. Сейчас я знаю, чем он занимался вместо того, чтобы нам что-то объяснить и как-то утешить. Из-за собственного горя он тогда разрушил чужую жизнь…
— Ты про моего отца?
— Угу, — Тянь вздохнул и облизал обветренные губы. — Но я уверен, он сделал это в порыве слепой ярости. Твой отец ни в чём не виноват.
— Почему ты так в этом убеждён? — рыжий немного расслабился и тоже решил откинуть голову на кровать.
— Вспомнил, что мама говорила о нём, как об очень хорошем человеке, — Хэ Тянь попытался улыбнуться. — Я ей верю. Она никогда не ошибалась в людях.
Гуаньшань покосился в его сторону, и на долю секунды морщинка меж его бровей разгладилась. Привыкший к темноте, Хэ Тянь углядел в чужом лице удивление и замешательство.
— Откуда он у тебя?
Проследив за ним взглядом, парень уставился на маленькую игрушку-динозаврика на колесиках, расположившуюся на полке, среди многих других.
— Это подарок, кажется. Помню, в детстве у меня был какой-то закадычный друг, и мы с ним делились игрушками. Эту я почему-то любил больше всех и сохранил, как память.
Рыжий снова нахмурился, погружаясь в свои мысли.
— В этой комнате слишком много меня, — Хэ Тянь тяжело вздохнул. — Если тебе интересно, то сейчас я перед тобой, как на ладони. Все мои победы и страхи…
— Кстати о страхе, — вдруг прервал его Гуаньшань. — Знаешь, чего боюсь я?
— А такое есть? — едва слышно хмыкнул Тянь.
— Поверь мне, есть, — серьёзно ответил рыжий. — Я боюсь быть к человеку близко.