— Хён… — младший зевнул. — Мы увидели твоего Намджуна-хёна.
Юнги махнул рукой. Уже вспомнил. Принюхался. Его опять чуть не стошнило от противности.
— Я в душ. Потом пойдешь после меня, — он махнул рукой и уплелся в душевую.
Расслабляясь под струями, парень вспомнил слова Намджуна, затем свои слова в такси и недавние случайные объятия сейчас. Он чуть не врезался в стекло душевой кабины. Решил больше ни о чем не думать, так как голова и без того раскалывалась на части.
Хосок пошел в душ после Юнги, замечая то, как разбросаны вещи старшего. Он так же чуть не врезался в стекло, так как голову шатало, да и тело тоже. Парень помылся, замотался в полотенце и вышел из душевой.
За завтраком парни молчали и ели заказанный из ресторана суп. Каждый думал о чем-то своем.
— Ты сможешь прийти ко мне в студию сегодня вечером? Часов в девять. Намджун написал, что нужно писать песню.
— Хорошо.
— Мы скорее всего будем сидеть всю ночь опять, — Юнги зевнул, растрепав свои волосы вновь. Он был закутан в теплый плед и пил горячий кофе.
— Ничего страшного, я привык к такому ритму, — сонно и сухо ответил Хосок.
— Ничего не произошло? — он посмотрел на него.
— Не люблю разговаривать по утрам, — потянулся Чон и принялся убирать посуду.
— А, хорошо, — Юнги почему-то почувствовал, что этот факт очень пригодиться ему.
***
Писатели стали подходить в студию Мина ближе к девяти вечера. Последним пришел Хосок, так как с его учеником что-то случилось, и он ездил на окраину Сеула.
— Ну, Приступим, — Намджун улыбнулся, хлопая в ладоши. Он уже разобрался с навороченной студией Мина и готов приступить.— Тема песни — любовь, — Объявил Намджун. Юнги начала не нравиться эта затея, а вот Хосоку это в новинку.
— Ты же знаешь то, что я не люблю писать о ней песни. Это слишком сложно для меня, — Юнги уже настроился скептически к этой затее.
— Да все нормально. Мне кажется вы оба знаете, о чем писать, — Ким усмехнулся и настроил аппаратуру.
— Мне не о чем. Я не любил как-то особо, — стал поддакивать Хосок.
— Не о чем писать? А ты подумай. Вам сказать цену? Вам сказать, что эта песня будет крутиться везде, если станет хитом? — он знал, как надавить на подчиненных если надо.
— Что за агентство тебе дало заказ, что оно станет хитом? SM или YG? — Мин усмехнулся зная, как хён ненавидит их, как и он сам.
— Нет. Им только через мой труп. Заказ от Big Hit. Если все будет удачно я, может быть, подпишу контракт.
— Ты? Айдол? — оба парня одновременно усмехнулись.
— Почему бы и нет. Мне нужны деньги. Мне нужна студия. Тем более… — он хотел промолчать про одну деталь и чуть не проболтался.
— Тем более что? — Хосок уселся на диван и отпил немного воды.
— Тем более мне нравится оттуда один парень, — кажется старший вот-вот сольется с кирпичной стеной в попытке скрыться от разговора.
— Парень? Что?! — воскликнул Юнги, чуть не поперхнувшись своим кофе.
— Да, Пак Чимин. Могу даже фотки показать, — процедил Намджун. — Как будто вы сами натуралы прям!
— Ладно-ладно. Просто это было неожиданно после стольких японок, — сболтнул лишнего Мин.
— Может прекратим? — спросил Хосок, чувствуя себя третьим лишним. — Мне кажется, я придумал конкретную тему.
— Делись. Тут можно делиться самыми безумными идеями, — пояснил Намджун.
— Бабочка. Не в плане ураган бабочек в животе и прочей смазливой хрени, а любовь как бабочка… — озвучил свою идею Хосок и от чего-то замялся.
— Продолжай, мне нравится, — поддерживал идею Ким.
Суть идеи Хосока была в том, что когда человек влюбляется, боится, что этот человек сможет уйти. То есть: он либо влюблен, но боится признаться человеку, боится, что уйдет, как бабочка; либо он так безумно любит его, что боится представить, что все это закончится. Юнги чуть позже стал добавлять свои размышления и придумывать строчки на ходу. Было такое ощущение, что эти двое высказывали друг другу эмоции, которые не могли сказать вслух. Ведь так легко сказать что думаешь, когда пишешь стихи, музыку или целые книги. Многие произведения написаны для кого-то или в честь кого-то, кого любишь и безумно лелеешь. И когда ты описываешь настоящие эмоции, свои чувства в музыке, людям легче принять ее, легче полюбить и записать в сердце.
Работа над песней началась. Многие метафоры придумывал Юнги, пока перебирал клавиши пианино и задумывался над тем, что было в сердце. Хосок успевал записывать его идеи и свои тоже, говорить вслух. Намджун же старался придумать аранжировку к нежному звучанию пианино. Работа кипела, но тут произошло непредвиденное.
— Давайте сделаем длинный куплет, — предложил Юнги. У него складывалась своя версия звучания в голове.
— Давайте сделаем ее короткой. Минуты три, может и меньше. Она должна быть легкой и быстрой, как бабочка.
— Нет, мне не нравится.
— Людям нравится что-то запоминающееся. Надо коротко и ярко! — Хосоку не нравилась идея Юнги.
— Парни! Прекратите спорить! — прикрикнул Намджун, сбившись со своей работы. — Займитесь делом. Придумаем по ходу дела.
— Я не могу так работать! — пуще возникал Юнги.
Спор все разгорался. Кажется, студия могла взорваться вот-вот от упорства двух «баранов».
— Всё, я ухожу. Мне нужен кофе! Разбирайтесь сами, — психанул Намджун, оставив включенной свою аранжировку, чтобы парни оценили её, и ушел.
Это было его планом. На ходу он втихоря захватил ключи от студии, пока эти влюбленные спорили до безумства и закрыл дверь. Он должен был оставить их вдвоем и дать возможность высказаться.
— Хосок! Хватит упираться как баран! — кричал Юнги.
— Сам-то хорош! Думаешь, если много опыта, то можно потыкать всеми?! — возмущался Хосок. Гроза нарастала.
Оба ужасно не любили спорить, но эта работа заставляла это делать. Юнги поднялся и подошел ближе к Хосоку.
— Слушай сюда, — начал грозно Юнги. — Давай просто запишем две версии. Время еще есть. И Намджун покажет обе версии. Они могут отобрать две песни сразу.
— Давай ты просто не будешь спорить со мной. Вообще-то это была моя идея! — Хосок продолжал настаивать. — Тем более ты явно забыл вкусы кор… — не смог договорить Хосок, потому чтоего заткнули. В прямом смысле этого слова.
Мину настолько надоело спорить с человеком, которого стопроцентно любишь. Он очень быстро сократил расстояние между ними и впилсяя в его искусанные губы своими. Теперь все сказано. Одним простым движением можно разрушить, а можно и собрать. Юнги сделал как раз второе. Он соединил два крыла бабочки вместе. Этот короткий поцелуй заканчивается очень быстро, как и начался.
— Чон Хосок, я не знаю вкусы корейцев, но я знаю свои вкусы, — как-то совсем двусмысленно прошептал Мин, утыкаясь своим носом в щеку младшего.
За окном началась гроза. Хосок тихо вздохнул.
— Ну и упертый же ты, — их губы вновь соединись по инициативе младшего. У двоих в сердце появилась та самая бабочка, про которую они писали.
— Не думай ни о чем, не говори ни слова, просто улыбнись мне… — тихо пропел Хосок, оторвавшись от Юнги, но тот не дает отстраниться и вновь касается губ младшего.
— Слушайте, бабочки, может, уже начнете писать текст? — парни не заметили, как дверь отворилась и вошёл лидер с тремя кружками кофе, усмехаясь.
***
Как будто ты плывешь в воде, погружаешься ближе к красотам океана. Вода несет тебя все ниже и ниже. Каждая нота пианино погружает тебя глубже. Это звучание словно капли в воде. Голос вступает так же мягко и легко, как ты идешь вслед за ней в мир песни. Голос для каждого свой. У кого-то мужской, у кого-то женский, но он идеально подходит песне, идеально встраивается в мир текста, повествуя о такой легкой, нежной и безумной любви. Каждое усиление нот как новая строчка в тексте повествования. В конце все так же быстро и легко стихает, уходит мелодия вниз, отпуская тебя, но оставляя в сердце капельку теплоты.
Парни спят в своих креслах. Их уставшее сознание отдыхает в мире сновидений. Они так же легки, как и только что придуманная мелодия. Мелодия, которая осталась у них в памяти, распускается во сне как цветок и рисует нежные пастельные краски.