В этом плане Юнги чувствует себя маленьким мальчиком, который хочет обрести свою половинку, а не проблемы в виде венерических заболеваний. Конечно, звучит банально, по-детски, ведь таких людей осталось очень мало, но Мин верит в это даже в свои 24 года.
«В Южной Корее проходят ожесточенные протесты против установки оборудования для THAAD*… Жители Южной Кореи…». Юнги свободной рукой выключает телевизор.
— Как всегда, ничего интересного… — вздох, глоток соджу.
Голова лениво опускается на спинку дивана, голые ступни ощущают холодный паркет под ногами, освежая захмелевшую голову парня. Он включает ночное радио.
— Встречаем на Blue Night! Чон Чонгук! — Юнги думает что ослышался, но на заднем фоне звучит Lost Stars.
— Мне нравится эта песня. Мне кажется, что она обо мне…
Юнги хочет переключить, но его рука опускается вниз. Первые строчки бьют его по сердцу.
«Пожалуйста, не считай меня простым мальчишкой, что живёт в мечтах и фантазиях.
Пожалуйста, посмотри кто пытается дотянуться до того, что нельзя увидеть…»
— Вырастешь — узнаешь, — возмущается Юнги.
— Ну, хён! Я не маленький! — упертый малой лезет к старшему, — Расскажи мне, что случилось!
Парень не двигается на диване, подставляя свой разум для распятия воспоминаниями.
«Не смей с грустью вспоминать лучшие моменты нашего прошлого.»
Он утыкается в свои ладони, ощущая, как чувства берут своё, на холодные ладони капает слеза.
«Мне показалось, что я видел как ты плачешь…»
Юнги вздыхает глубоко и тяжело, насколько может поднимает зеленую бутылку. Он устал. Устал, что постоянно сдается перед воспоминаниями, перед прошлым. Устал от всего.
Под конец песни он допивает бутылку. Третью по счету. Сжимает её со всей силой, до хруста пальцев. Громкий стук слышится в студии: бутылка разбивается на осколки о столик. «Вот бы так с воспоминаниями», — думает Юнги.
Композитор, пошатываясь, встает, выключает радио. Он ничего не слышит, кроме своих мыслей, от которых вот-вот взорвется голова, подходит к своей записи, которую оставил на время. Бит. Все звучит заново.
«За каждым успешным айдолом-репером,
Есть слабак стоящий сзади и это опасно.
Иногда я снова впадаю в депрессию из-за принуждений»
Медленный, хриплый голос разносится по комнате, ближе к середине ритм ускоряется. Голос звучит предупреждающе.
«И я без колебаний ответил, что был таким всегда»
Голос срывается, словно наносит хук справа самому реперу, заставляя загнуться, но Юнги, сильнее повышая голос, доказывает самому себе, что он чего-то стоит в этой жизни. Он срывается, в голосе звучит отчаяние, взгляд падает на открытое окно, но мысль «нет» бьет в грудь. Мин продолжает срывать свой голос в микрофон. Ладони, сжатые в кулаки. Голос хрипит сильнее от быстрого ритма, продолжая выплескивать слова, идущие от сердца.
«Это не значит, что вы, ребята, предали нас, это то, что вы не сумели сделать, чёрт!»
Мин устало падает в кресло и выдыхает, а вскоре отрубается от усталости и алкоголя в крови.
***
Громкий стук в окно: дождь барабанит по стеклу, словно прося о помощи. Юнги самому нужна помощь. Раскаты грома, ритм, бьющий по крыше, громко отдается в голове репера болью. Он приподнимается с кресла и смотрит в окно.
Серый пейзаж не дают рассмотреть длинные, разбитые о стекло капли, но где-то внизу виднеется яркое пятно. «Человек?» — подумал Юнги.
Открывает окно, свежий воздух города заполняет легкие Мина. Он расслабляется и глубоко вдыхает его, продолжая вглядываться вниз. Яркий, разноцветный зонтик скачет по лужам в красных кедах.
— Вот ненормальный, — говорит вслух темноволосый и закатывает глаза.
Тот самый человек, видимо, слышит эти слова и оборачивается. На удивление дождь заканчивается очень резко, Юнги хмурится. Он видит Хосока. После позавчерашнего вечера он вряд ли забудет мину Чона.
— Муза?! — изумленно кричит парень внизу и восхищенно машет рукой.
Мин Юнги сильнее хмурится. Он не хочет приглашать его в студию, где неимоверный бардак и пахнет перегаром. Хосок подходит ближе к окну.
— Привет! — кричит он. Мин лишь машет рукой в ответ, — Можно я зайду? Я совсем промок, — говорит расстроенно парень, совсем как ребенок, и улыбается, позволяя собеседнику увидеть ямочки на его щеках.
Композитор сдается и жестом приглашает к себе. Через 10 минут на туалетном столике в студии стоит горячий кофе в термосе и яблочный пирог, Юнги удивленно смотрит на Хосока.
— Я шел к сестре, а она куда-то уехала. Вот я и бродил тут, — словно оправдывался Хосок за вторжение в личное пространство.
Мину не нравится что они так близко сидят рядом, диван слишком узок для двоих. Хосок может учуять перегар и …
— Ты пил?! — Чон удивляется, смотря на бутылки соджу.
— Я не могу записать песню, — оправдывается Мин.
— Но не до такой же степени, — вздыхает Чон.
— Эта песня важна для меня, а я не могу дать ей те эмоции, которые нужны.
— Вот как… — очередной вздох Хосока и тишина.
Никто не знает, как начать разговор. Ближайшие 15 минут они пьют кофе с пирогом. Юнги добреет и чувствует себя свежее.
— Почему ты захотел зайти? — наконец, тишину прерывает темноволосый.
— Да так, просто увидел тебя и вспомнил, что мы давно не виделись, — пожимает плечами Чон и устраивается в кресле поудобнее.
— Не ври, — репер чувствует недосказанность.
— Я не вру! — чуть повышает тон Чон и наклоняется вперед, закрыв ладонями глаза.
Мин молча ждёт. Он готов ждать ответа на свой вопрос хоть всю вечность, но примет лишь правду. Он любит правду, даже самую ужасную, гнусную и убивающую. Чон глубоко вздыхает и садится прямее.
— Ты мне запомнился…
— Что? — Юнги пытается вклиниться, но его останавливают.
— Я человек открытый, ты это понял. Знакомлюсь со многими людьми, часто бываю в толпе, но я никогда не видел таких как ты.
— Может… — перебил парень.
— Можешь помолчать? — гость продолжил, — Знаешь, есть маска «Смотри, я настоящий» и есть реальные люди: открытые, без тонн масок на лице и прочего. Ты относишься ко второму типу, — Хосок замолчал.
За окном вновь зашумел дождь. Капли громко стучали по стеклу, падая на подоконник. Мин так и не закрыл окно.
— Мне нравятся такие люди как ты.
Юнги закусил губу и все же перебил.
— Во-первых, я не такой, как они. Люди уникальны, не забывай. Во-вторых, ты меня не знаешь, чтобы так говорить. Мы знакомы три дня!
— А в-третьих?
— А в-третьих, — Мин вздохнул, — Надеюсь, ты настоящий, а не притворяешься таковым, потому что я ненавижу лгунов…
***
Следующий час парни болтали ни о чем. Юнги делился опытом с неопытным писателем, рассказывал Хосоку о своих путешествиях, не затрагивая своих проблем и комплексов, которые приобрел в Японии. Он не пытался как-то занизить способности Хосока, читая тексты песен младшего, а лишь помогал ему. Может, это и выглядело как хвастовство, по крайней мере для самого Мина.
Хосок сначала не обращал внимание на это, а лишь слушал наставления. Но спустя пару раз как он услышал слова с подтекстом «смотри, я старше тебя всего на год и сколько умею, а ты даже не разбираешься в звукозаписи в хорошей студии» он не выдержал.
— Слушай, — перебил он монолог Юнги о каких-то переносных приспособлениях, — Я понимаю, что ты пишешь песни с 7 класса, но не забывайся. Я знаю многое о танцах, так как преподаю в школе, а ты ведь даже не смыслишь о них ничего. Я начал писать песни год назад, и ты умудряешься тыкать своим опытом мне в лицо.
— Тогда бы и не лез в музыку раз мало смыслишь в ней, — Юнги эта ситуация начала раздражать.
— Что? Я ничего не смыслю? Ты думаешь, что танцоры бестолочи, которые просто дергаются под музыку, даже не задумываясь о ритме, точках, кульминации? Открой глаза, Мин Юнги…