Господство террора
Марат, больше чем любой другой якобинец, был самым ярым сторонником Террора, увеличивая число тех, кого он желал убить, с 600 человек в 1790 году до 260 000 в 1792 году, которых убивали каждый день, иногда расширяя это число до 300 000. Однако, те, кого Марат хотел видеть «повешенными у их дверей» сначала были «пекари, бакалейщики и все торговцы». Хотя Марат умер до того, как началось «Господство террора», он вдохновил эту систему. Даже Робеспьер сначала отверг кровожадность Марата. Марат, которого в революционном идолопоклонстве называли «другом народа», хоть и выглядел «грязным и неухоженным», жил в большом комфорте и, как известно, никогда ничего не жертвовал из своих личных средств беднякам Парижа. Для публики его персона была воплощением бережливости, и говорили, что он питался только хлебом и водой, но в действительности его ежедневное питание включало восемь блюд.
11. Карл Маркс
Карл Маркс, отец современного коммунизма и социал-демократии, основывался на идеях якобинцев. Дэвид Маккол-ден в своем психоисторическом исследовании описал мать Маркса как «собственническую, манипулятивную, стереотипную еврейскую мать», которая оказала «глубокое впечатление на Маркса». Как показали Ротмэн и Лихтер в своем психоисторическом анализе евреев в среде Новых левых, этот поиск идентичности и свободы от объятий еврейского матриарха был значимым фактором в формировании революционеров еврейского происхождения. Фойер заявляет, что Маркс со времен юности бунтовал в поиске уверенности в себе, «всегда предчувствуя отторжение». «Его мир всегда должен был быть миром борьбы, потому что он никогда не был уверен в любви». Аналогично, его ранняя враждебность к еврейскости была отторжением еврейской идентичности, которую его мать сохраняла даже после того, как отец перешел в христианство. Фойер считает, что восстание было «жизненным планом Маркса». Ротмэн и Лихтер отметили, что многие из еврейских радикалов, которых они изучили, «считали себя неспособными развить в себе твердую приверженность какому-либо жизненному плану. Все же они боялись критики своей матери из-за этого отсутствия достаточно четкого направления».
Мать Маркса была предана ему, обращалась к нему в письмах «мой самый любимый дорогой Карл» или «дорогой любимый Карл», и подписывала их «твоя вечно любящая мать». Маркс в ответ называл ее своей «ангельской матерью». Когда он был студентом университета, мать писала ему, напоминая, чтобы он «ежедневно тщательно мылся мылом и водой», совет, которым он, кажется, пренебрегал в течение своей жизни. После смерти его отца, когда Карлу было 23 года, его мать убеждала его заняться работой, чтобы заботиться о своей семье; просьба, которую он с негодованием отклонил. В то время как она, несмотря на нехватку образования, продолжала делать инвестиции, которые увеличивали ее состояние, Маркс держал свою семью в бедности и долгах, и, если не считать субсидий от Энгельса, все время мечтал о том дне, когда его мать и другие родственники, включая его жену, умрут, и он унаследует их деньги. С учетом сумм, которые он получал от Энгельса и в других местах, его продолжающаяся бедность, вероятно, была результатом его дорогостоящих вкусов, что вызывало бесконечные долги. Его письмо Энгельсу в 1851 году показывает его позицию в этом отношении:
«Дорогой Энгельс,
Пока ты сам занимаешься военной историей, я провожу небольшую кампанию, в которой я, вероятно, буду побежден вскоре, и из которой ни Наполеон, ни даже Виллих - коммунистический Кромвель - не смогли бы выпутаться.
Ты должен знать, что я должен был заплатить три фунта и десять шиллингов старому Бамбергеру 23 марта, и десять фунтов еврею Штибелю шестнадцатого, все на текущих чеках. Я сначала заставил Женни спросить напрямую мою тещу. Ответом на это было то, что г-на Эдгара [фон Вестфалена] отослали назад в Мексику с остатком денег Женни, и я не мог получить ни одного сантима.
Тогда я написал своей матери, угрожая переписать чеки на нее, и, в случае неуплаты, поехать в Пруссию и сесть там в тюрьму. Я действительно намеревался взять последний курс, если такое должно было иметь место, но это метод перестал быть осуществимым с того момента, как эти ослы начали заполнять прессу своими горестными повестями о рабочих, бросающих меня, о моей падающей популярности и т.п.. Как бы то ни было, дело стало бы похоже на часть политического спектакля, более или менее преднамеренную имитацию Иисуса-Христа-Кинкеля. Сроком, который я установил для своей матери, было 20 марта.