Во время этой «второй волны феминизма» (1970-е - 1980-е годы) в Новой Зеландии радикальные феминистки маори начали оказывать влияние на левых. Одна посетительница на феминистском конгрессе наблюдала конфликт между гневом лесбиянок и гневом полинезийских феминисток:
«Мне напомнили, как притеснение может «вывихнуть» людей: лесбиянки в этой группе были высокомерны, а не горды, неуверенны и напуганы, а не уверены, вредны и нетерпимы к их сестрам, а не женщине - любовь... На заключительной сессии полинезийские женщины выступили против расистской природы соглашения. Их гнев был бескомпромиссным все же удостоенный, и прямо на цели... В то время как мое внимание было отвлечено лесбийским вандализмом, я пренебрегла подлинным угнетаемым меньшинством на съезде».
«Между двумя фракциями был конфликт интересов, одна из которых была основана на расе, которая с того времени начала становиться заботой левых. Полинезийские феминистки считали белых лесбийских феминисток, которые были, по-видимому, преобладающей фракцией на съезде, высокомерными, неуверенными, напуганными, вредными и нетерпимыми».
Однако среди феминисток была также тревога относительно того, является ли гнев адекватным феминистским ответом, или он - симптом патриархальной агрессии. Но возражение на гнев часто состояло в том, что он должен быть направлен на «других» (то есть, на мужчин), а не среди женщин. Холмс пишет:
«Различение политизированного и персонифицированного гнева было трудным в общественных движениях, особенно в феминистском движении, которое объявило личное политическим. Однако интерпретации этого лозунга менялись. Некоторые чувствовали, что феминистская политика должна дать чувство личного удовлетворения, потому что это видение, помимо того, чтобы бросать вызов структурам власти, должно было включать и личные изменения, чтобы развиваться».
Следовательно, можно было бы прийти к заключению, что феминизм наряду с другими левыми движениями - это персонифицированный гнев, политизированный и рационализированный доктринальными интерпретациями. Левый феминизм был личной терапией, сформированной в политическое движение, что объединяло его с другими левыми движениями. Чувства гнева, неполноценности, подчинения, и т.д. были спроецированы не только на мужчин, но и на «структуры власти», идентифицированные как «патриархальные» или управляемые мужчинами. Левые взгляды как терапия были описаны некоторыми теоретиками феминизма как концентрирующиеся на «проблемах, которые объединяют женщин, обеспечивая личную способность проникновения в суть их притеснения», «из чего можно было вывести более широкие политические последствия». Этот еще больше углубило конфликт внутри феминизма, и привело к расколу в первоначальном новозеландском феминистском журнале «Broadsheet» между лесбийским и гетеросексуальным штатом, «и несколько лесбийских участниц оставили коллектив «Broadsheet» после споров вокруг разногласий в политике и преданности между гетеросексуальными и лесбийскими феминистками.
«Лесбийские феминистки были обвинены в слишком близком соединении их личной жизни (и в особенности их сексуальной жизни) с их политикой. Гетеросексуальные члены коллектива чувствовали, что стало почти невозможным критиковать политику лесбийских участниц, чтобы при этом не критиковать их личную жизнь. Сердиться из-за чего-то и спорить с кем-то - это стало уже почти невозможно различать. Это превратилось в вопрос уважения или неуважения к людям и/или группам».
Высокий уровень нарциссизма среди левых делает неизбежными частые расколы, и фракции внутри феминизма следовали тем же курсом. Можно отметить дальнейшие признаки распространенного и преобладающего нарциссизма:
«Согласно Энн Макфарлейн, «сердитые сепаратистские женщины» нападали на любого, кто говорил, и было нежелание говорить после зрелища «сильных, доведенных до слез». К 1980 году существовала группа конференции, названная «Десять лет освобождения женщин в Новой Зеландии». Она вовлекала, по словам Пилар Альбы, феминисток, которые чувствовали, что их опыт освобождения женщин был в значительной степени опытом того, что на них лично нападали и оскорбляли».
Холмс приходит к заключению, что «политику можно понять лучше, если учитывать эмоции, и особенно гнев, не только как мотивацию, но и как наличие противоречивой и движущей роли в политике». С точки зрения психоистории, это признак неврозов, психозов и социопатии, рационализируемых как политическая активность. Результатом этой «социологии гнева» слева часто является не только жестокая фракционность среди левых по самым педантичным мелочам доктрины, но когда они приходят к власти, этот нарциссизм приводит к массовой резне или заключению в тюрьмы их противников.