В палате тихо бормотал привинченный к стене телевизор. Шли новости, и миловидная дикторша бойко вещала о митингах, растущих ценах, новых законопроектах, военных конфликтах и несправедливом вердикте суда. Обычный набор новостей, привычно ласкающий неискушённый русский слух. Вникать в поток информации не хотелось, и Олег отошёл к полюбившемуся окну, предоставляя Разумовскому возможность на пятнадцать минут почувствовать единение с миром и страной.
— Люди полюбили меня за то, что я убивал вот таких вот, — вдруг тихо сказал Сергей. Олег прислушался — шёл репортаж о продажном судье.
— Ты убивал. Кому-то всё равно, кто-то вопиет о справедливости… А кто-то — сын, брат, друг твоей жертвы. Пусть они и знали, кто это такой, но они любили его. Это такое дело… Тонкое. Всем не угодишь, — сбивчиво окончил Олег небольшое рассуждение.
Он и сам убивал не раз — война требует жёсткости. Было время, когда Олег свято верил в правое дело и готов был резать каждого, на кого укажет случай. Со временем рвение прошло, и он автоматически выполнял приказ, совсем не задумываясь о том, кто будет страдать, кто радоваться, кому выгода, а кому испорченная вещь. Он очерствел, и лишь недавно сквозь слой засохшей крови, покрывшей, казалось, душу, стали пробиваться ростки совести, тихо шепчущей о том, что кому-то может быть плохо от того, что натворил Олег. А Волков хотел быть просто хорошим человеком, никому не желающим и не делающим зла. Вот только всем, и впрямь, не угодишь. Чего тогда и рассуждать серьёзно — делай своё дело.
— Да и не надо угождать. Я же самому себе дорогу чистил. Не моя вина, что эти оказались насквозь гнилыми. Представляешь, это каким же надо быть гадом, чтобы добрый, в общем-то, народ возблагодарил за грех — за убийство?! — воскликнул Сергей. Олег ухмыльнулся.
— Ну а ты теперь? Разве не чувствуешь себя таким же? — вопрос был более чем провокационным, однако Олегу было очень любопытно приоткрыть парадный занавес и узнать хоть малую толику того, что Разумовский предпочёл скрыть.
— В глазах людей я делал праведное дело. В глазах некоторых доблестных майоров — я злостный убийца, заслуживающий смертной казни. В своих же собственных глазах я это просто я. Такой, какой есть. С теми грехами, которые совершил. Кто знает, может, даже по мою душу найдётся свой человек, — Сергей хитро подмигнул. Олег не понял, относилось ли это как-нибудь к нему, но на всякий случай кивнул, кривовато улыбнувшись в ответ.
В дверь тихо постучали. Сергей и Олег синхронно повернули голову на источник шума, и рыжий добавил тихое «Входите». В палату вошёл врач с папкой каких-то документов в руках.
— Добрый день, уважаемые. Сергей, у меня для Вас хорошие новости. Сегодня-завтра мы Вас выписываем, — доктор так и сиял улыбкой, даже голубые глаза за прозрачными стёклами очков светились от непонятной радости. — Кое-какие повреждения вроде синяков и царапин Вы можете долечить и дома… В остальном же Вы оправились полностью.
— Боже, наконец-то я дожил до этого дня! — воскликнул Сергей, картинно воздевая руки к потолку. Олегу стало неловко за подобное вызывающее поведение, и он поспешил отвлечь врача на беседу о состоянии Сергея. Они вышли за дверь.
— Это очень хорошо, что Вы были рядом, Олег, — от весёлого настроения доктора не осталось и следа. Он моментально стал серьёзным и даже мрачноватым, понизил голос и то и дело косился на дверь. — Психологи, работавшие с Разумовским в течение его пребывания в больнице, зафиксировали неадекватную эмоциональную реакцию на некоторые обычные жизненные явления. Это могло быть вызвано повреждением при аварии, однако ушибы не были настолько сильны, чтобы задеть мозг. Стало быть, подобные психические нарушения наблюдались и до аварии. В общем, я хотел сказать, что таким людям, как Сергей, крайне противопоказано обнаруживать себя в незнакомой обстановке в одиночестве. Это могло бы спровоцировать истерию и психоз, но Вы были здесь и помогли ему. Посему хочу отблагодарить Вас за непосредственное участие в его восстановлении и прошу Вас ещё некоторое время находиться рядом с Разумовским… Во избежание каких-либо эксцессов.
Многозначительный взгляд из-под стёкол очков. «Интересно, он имел в виду Чумного Доктора?» — усмехнулся про себя Олег, пожимая крепкую руку заботливого врача. Тот скоро удалился по другим делам, а Волков, хотевший было вернуться в палату, вынужден был, тем не менее, притормозить. Причиной этому стала, конечно, Чеширка, выскользнувшая из-за широкого листа больничной чахлой пальмы.
— Олег, в Гвардии негодуют! Я только что получила выговор за нашу медлительность! Птица обнаружен, чего ты ждёшь, надо просто… — Чеширка понизила голос, — атаковать! Разумовского не жалко, пойдёт на корм акулам. Твоя цель того стоит, едва ты расправишься с Птицей — сможешь подняться на уровень выше! К тому же, ты отомстишь за себя. Чего тут тянуть?!
— Того тянуть, — Олег недовольно покосился на навигатора. — Разумовский — обычный человек, с какой стати мне его убивать? Птицу можно выманить из его тела, а саму Сущность демона заключить в Артефакте, их у меня полно с собой.
— Ты серьёзно, — вздохнула Чеширка. Олег знал этот тон, и он ему не нравился — навигатор сдалась. — Поступай как знаешь. Я вижу, что ты не отдашь Сергея просто так. Я без понятия, что может тебя с ним связывать, но связь определённо есть — или даже была раньше — и противиться этому нет смысла. Просто не забывай, ради чего мы здесь. И это точно не Разумовский.
Олег выслушал Чеширку молча, разрываясь от желания объяснить ей ситуацию и не без стыда признавая, что она абсолютно права. Как только закончится бадяга с Птицей, Олег вернётся на службу в Гвардию, и шанса вновь хоть как-нибудь столкнуться с Сергеем у него не будет. Поэтому сейчас Волков хотел проводить любую свободную минуту с рыжеволосым, узнавая его и позволяя тому узнать себя. Олег рвал на себе волосы от непонимания самой природы этого влечения, но сопротивляться ему не хотел и не собирался.
Он вернулся в палату, плечом загораживая Чеширку. Сергей сидел на краю койки, свесив ноги и пытаясь дотянуться ими до тапочек. Олег ухмыльнулся и, подойдя ближе, ногой пододвинул тапочки к ногам Сергея. За ухом бойца раздалось недовольное, но тихое шипение: «Ещё примерь их этой Золушке, гребаный ты Принц».
— Ты ничего не слышал? — вдруг резко поднял голову Сергей. Олег нахмурился, поняв, что шёпот Чеширки не остался незамеченным.
— Нет, может, помехи в телевизоре? — Волков ответил как можно беззаботнее, видя, что Сергей побледнел. «Док не соврал — паранойя у моего товарища знатная», — отметил Олег.
— Поменяли бы они уже что ли этот доисторический ящик, — рявкнул Разумовский и злобно махнул ногой. От этого действия с таким трудом добытый тапочек улетел обратно далеко под койку.
— Я достану, — флегматично бросил Олег, приседая на корточки. Едва он потянулся рукой под кровать, в палату влетела медсестра — болтливая блондинка с кучей вещей в руках.
— Это всё — одежда господина Разумовского, — прощебетала она и вдруг остановилась, округлив глаза. Когда до Олега дошло, как выглядело происходящее со стороны, он захотел уползти под кровать и никогда больше не показываться на белый свет. Он стоит на коленях перед Разумовским, который, в свою очередь, сидит на краю койки, по привычке (но от этого не менее провокационно) раздвинув ноги… Несвязный поток мата пронёсся в голове Олега, пока медсестра, красная как рак, небрежно кинув вещи на стул, стремглав убежала вон из палаты, напоследок громко хлопнув дверью. Сергей звонко рассмеялся.