Интересно, кто такой V? Или это победа?
Тебе просто говорят – делай, и ты делаешь. И никаких мечтаний. Никаких ненужных рассуждений и угрызений совести.
Мой желудок не очень лестно отозвался о перспективе поесть. Но я знал, что открыть холодильник нужно…
Мне и не нужно было представлять, что моя рука бесконечно-резиновая и на расстоянии многих километров от меня. Это так и было.
Самое хорошее в зомбировании заключается в том, что ты совершенно спокоен. Тебе не о чём волноваться. Это у кого-то другого болит голова, вздувшаяся от принятых решений.
Твоё дело – выполнять.
И не забивать свою голову всяким хламом.
Думать – вредно.
Вот я и не думал тогда. Я был чьей-то марионеткой, куклой на верёвочках, не лишённой, правда, кое-какого самосознания.
Так что, открывая холодильник, я и не думал находить там чьё-нибудь замороженное сердце или язык или, например, отрезанный хуй в банке.
Я даже не боялся.
Мой большой палец ложится на углубление в ручке фриджа. Я и не думал, что он не разрешит мне доступ.
Отпечаток совпал.
Я буквально слышал под кожей блестящий металл ручки.
Мимоходом заметил, что вся моя длинная-длинная рука покрыта большими, злыми и красными порезами.
Будто кто-то пытался вырезать некий садистский орнамент на моей коже. Но мне было, в общем-то, всё равно.
Мне надо было поесть.
Я дёрнул ручку.
Я дёрнул ручку.
Я дёрнул ручку.
Алиса была умной девочкой. Поэтому, когда она нашла пузырёк с надписью «выпей меня!», она была осторожной. Ведь известно, что, если разом осушить пузырёк с пометкой «Яд!», рано или поздно почувствуешь недомогание. Она осмотрела пузырёк и ничего предосудительного не нашла. И выпила. Вообщем, ничего страшного с ней не случилось…
Я был по сравнению с ней сущим придурком.
Галогеновая лампочка щедро осветила покрытые инеем стенки фриджа.
Синим таким цветом осветила…
Холодильник дохнул на меня могильно-холодным воздухом.
Язык.
Человеческая голова.
Отрезанный хуй.
Нет, ничего такого там не было.
На полке стояла пустая бутылка из-под кетчупа, покрытая изнутри ссхошейся багровой коркой, в углу валялся лимон и полулитровая банка «колы».
Да, и
Пистолет.
Я часто заморгал. Стоял я почти что в позе рака перед открытым холодильником и смотрел на большой, чёрный и внушительный пистолет. Он буквально лоснился и сиял.
Сопротивляться этому чёрному свету было невозможно.
Я взял его и осторожно извлёк из холодильника. Захлопнул дверцу.
Пистолет был тяжёлым, как я и ожидал. Он был холодным, и я наблюдал, как тает призрачное тепло моих пальцев на тёмной поверхности его рукоятки.
Странно, я не задавался вопросом, откуда он там взялся.
Просто стоял и восхищался (как зомби) его красотой.
Человечество не придумало ничего совершеннее и прекраснее орудий убийств.
Сикстинская Мадонна блёкнет перед смертельно-утончёнными формами крылатых ракет.
Парфенон и пирамиды склоняются, не в силах выдержать состязание с превосходством и гениальностью химического танца израильских лазерных установок.
И все статуи рук древних мастеров не годятся и в подмётки этому взвешенному, хищному произведению искусства, которое я держал в руке…
Статуи нам недоступны. Пейзажи Шишкина, полотна Врубеля, Екатерининский дворец. А пистолет – вот он, пожалуйста, владейте, наслаждайтесь…
И тут я полностью потерял контроль. Точнее, контроль над моим телом взял кто-то другой.
Вместо мыслей у меня в голове – лишь серые статические помехи. Плохой канал.
Я взял пистолет и аккуратно вставил его себе в рот.
Зубы клацнули о металл.
Говорят, такие ощущения описывали люди, испытавшие клиническую смерть. Что ты вылетаешь из тела и смотришь на себя со стороны.
Кажется, я испытывал нечто похожее.
Я стоял с пистолетом во рту, но не мог заставить себя его вынуть и бросить.
Самое интересное, что мне не очень-то и хотелось. Правда, внутренний голос что-то там пытался вякать, и я, в принципе, сторонний наблюдатель, даже попытался приказать своим рукам. Но все мысленные, нервные импульсы растаяли, не выполнив своей миссии.
Мой палец, безо всякого действия с моей стороны, лёг на курок.
Я знал, к чему это приведёт
К дыре в затылке.
К расплёсканным мозгам и кровавой слизи.
Возможно, к обратной перистальтике.
Но меня это не очень и беспокоило: дело зомби – подчиняться своему хозяину. Безропотно.
Тем не менее, осязание у меня присутствовало – курок был твёрдым и шершавым.
Давление на него усилилось. И я ничего не мог (и не хотел) делать.